Мир содрогнулся! Это горе стало не только советским — свою помощь предложили многие страны мира. Но первую помощь пострадавшим оказывали военнослужащие Вооруженных Сил ССР и пограничники…
Спустя восемь месяцев, в августе 1989 года, в командировке в одном из самых отдаленных гарнизонов в Приморском крае, я, в ту пору корреспондент армейской газеты «Боевое знамя», познакомился с невысоким коренастым майором, замполитом мотострелкового батальона. Что меня больше всего поразило в нем — два ордена — Боевого Красного знамени и Красной звезды.
Две-три красные «звездочки» на парадных кителях офицеров можно было увидеть довольно-таки часто, но два разных ордена были большей редкостью. Поэтому я сразу же поинтересовался у Валерия Зотова, так представился замполит, при каких обстоятельствах получены награды.
— Первая за Афганистан — в «зеленке» подорвался бронетранспортер нашей роты, а мой БТР оказался ближе всех. Я подбежал к горящей машине и начал вытаскивать раненый экипаж. К счастью, успел. Как только с механиком-водителем привалился в какой-то воронке, так и рванула горящая машина со всем боезапасом. Ребята, слава Богу, выжили, за то, что их спас, орден Боевого Красного знамени мне и дали. А рвани машина секунд на десять раньше, мы бы с вами сейчас не беседовали…
А «звездочку» совсем недавно получил — за Спитак. Там был спустя часа полтора после начала землетрясения. Наш полк подняли по тревоге, и мы походным маршем выдвинулись в район разрушенного города. Эта картина, уверен, будет стоять у меня перед глазами до самого последнего дня.
Из всей школы уцелела только Доска почета
Первым делом нас направили в местную школу. К ней было очень трудно пробиться, потому что уцелевшие местные жители, у которых в этой школе учились дети, сами ринулись освобождать тех, кто еще подавал признаки жизни. Школа рухнула полностью, только уцелела Доска почета, на которой красовались портреты отличников, многие из этих детей остались погребенными под завалами.
— Не буду скрывать, жертв могло быть немного меньше, окажись у нас с собой тяжелая военная техника, хотя бы краны. А без них поднимать тяжелые бетонные плиты вручную было крайне сложно. Где-то их можно было зацеплять и оттаскивать с помощью грузовиков, но так получалось далеко не всегда…
Мы работали у разрушенной школы первые три дня. Но последнего ребенка спасли, кажется спустя неделю, когда нас уже перекинули на другой объект. Странное ощущение: стоит, например, девятиэтажка, разрезанная напополам: одна часть полностью разрушена — другая стоит, как ни в чем ни бывало.
Мать спасла сына
А вот еще эпизод. Объявили в очередной раз минуту тишины (так время от времени делается для того, чтобы услышать стоны раненых, оставшихся под завалами), и вдруг раздается тихий детский плач, как котенок мяукает. Начали разгребать завал, добрались до бетонной плиты. К счастью, она оказалась расколотой, так что нам удалось ее приподнять и оттащить. Картину, которая открылась взору, без содрогания вспомнить нельзя: мать кормила младенца грудью, когда началось землетрясение. Потом, когда рухнула плита, она сумела каким-то нечеловеческим усилием ее удержать и сделать так, что между нею и плитой образовалась свободная ниша, в которую и заполз ребенок.
Очевидно, какое-то время женщина пыталась выбраться, об этом можно судить по тому, что все ногти на ее руках были содраны до крови. Но все усилия оказались тщетными. Мать была полупридавлена, но время от времени подгребала ребенка к себе и давала ему грудь. Благодаря этому младенец и выжил.
Но к тому времени, когда мы подоспели, женщина уже несколько часов была мертва. Возможно, младенец издавал свой последний, отчаянный крик, когда мы его услышали. Мальчик был спасен…
Хлеб из полевой пекарни
Помимо разборки завалов, часть нашего подразделения занималась тем, что помогала печь хлеб на полевоом хлебозаводе. Вернее, наши бойцы были даны в помощь хлебопекам. Мне трудно забыть и то, что далеко не всегда мы ужинали. Только, бывало, присядешь, чтобы перекусить, как откуда-то появляется группа из местных жителей, голодные. Приходилось все отдавать людям, мы понимали, что у нас всегда есть хлеб и тушенка, а они, может быть, ничего не ели уже несколько дней…
Мы работали на своем участке работы, и в первое время практически ничего не знали о том, что делается в других кварталах города. Нашими информаторами были те люди, которые приходили к нам за едой и водой. Они рассказали, что центральный стадион города превратился в один большой морг на открытом воздухе. Именно сюда свозили останки тех людей, которые удалось извлечь из-под завалов. И если кто-то находил там своих родственников, то для этого человека наступал пусть трагический, но праздник, он получал возможность похоронить близкого родственника. А гробы тогда стояли по всему городу, каждый подбирал его по размерам останков…
Несколько десятков спасенных
— Наше подразделение заменили из Спитака спустя месяц после трагедии. Сколько мы за это время спасли людей — я специально не считал, что-то около 37 человек. А может и 45! Но не только это главное — все мы убедились в том, какое дружное у нас государство: на помощь армянам пришли практически все национальности Советского Союза. И не было разделения на своих и чужих…
Эту трагедию позже назовут библейской. Кто-то на этом начнет спекулировать. И восстановление Ленинакана, в конце концов, будет приостановлено, когда одна большая страна подвергнется идеологическому землетрясению и исчезнет с карты планеты. Но в декабре 1988 года мы жили одним общим горем…
Фотографии взяты из фотоальбома автора niko-matveev.