Почему я люблю прерафаэлитов?

Ответ очень прост даже для тех, кто вовсе не знает, кто такие были прерафаэлиты и чем они занимались: я не люблю критику. Критику в её худшем критиканском, «эстэтствующем» смысле. Формы отражения восприятия, переосмысления, отображения окружающего мира настолько разнообразны и индивидуальны, что придумывание для методов этого отражения названий с разными мудрёными «измовыми» окончаниями, дело может быть и необходимое, для тех, кто в силу внутренней расположенности и таланта решил заниматься именно этим, а не самим отражением мира, но для меня, если честно, не очень уважаемое. Впрочем, любое призвание уважать надобно.

«При чём тут прерафаэлиты», — спросите Вы, — «Да и вообще, кто они такие, в конце концов»? Эти ребята были английские художники.
В 1848 году несколько художников, учившихся в школах Королевской академии художеств, основали «Братство прерафаэлитов», основной обет которого гласил: изображать материальный мир с предельной достоверностью. До них Британская художественная школа, давшая миру множество великих живописцев, пребывала в определённом застое — парадный портретизм, бытовой сентиментализм, неглубокий пейзажизм — вот и всё, чем может похвастаться Англия к середине 19 века. Данте Габриэль Россетти, Уильям Холмэн Хант и Джон Эверетт Миллес решили дать миру новое искусство и выступили против казавшихся незыблемыми канонов живописи.

Все члены «Братства» обратились к искусству готики, где вместо привычной светотени царила игра цветовых плоскостей. Пользуясь яркими красками, они изображали натуру в реалистичной манере, но без рабского следования правилам классической композиции. Своих натурщиков — обыкновенных людей — они писали со скрупулезной точностью, помещая их в естественный антураж. Чтобы ни на йоту не погрешить против природы, прерафаэлиты добивались абсолютной точности в каждой детали, для чего решили писать натуру только на пленэре,т. е. на открытом воздухе. Уже одно это стало революционным шагом вперед, поскольку до них художники работали только в студии.

Для достижения поставленных творческих целей они избрали весьма необычную технику. Следуя давней традиции, их современники пользовались битумом — темно-коричневым пигментом — для смягчения и затемнения общего колорита. Так создавались картины, выдержанные в теплой коричневой гамме, с контрастными световыми эффектами, получаемыми путем добавления белил.

Все прерафаэлиты начали писать по белому грунту, получая чистые прозрачные цвета. Этот метод во многом напоминал технику фресковой живописи. Сначала на холст наносилась белая краска и тщательно просушивалась. По ней художник тушью прописывал контуры рисунка. Поверх эскиза наносился тонкий слой белил почти без масла и лишь затем — красочный слой со скрупулезным соблюдением контуров рисунка.

Все это требовало необычайной легкости мазка, чтобы краски не смешивались с влажным грунтом. Более того, поверх положенных красок нельзя было наносить новых мазков, не теряя первозданной чистоты тонов (обычно в масляной живописи картина пишется фрагмент за фрагментом, и есть возможность исправить любую ошибку). Этим методом писал Холмэн Хант, часто прибегал к нему и Миллес, однако данная техника требовала такой тщательности в работе, что даже самый прилежный художник не мог создавать больше двух картин в год.

Такова была еще одна характерная особенность прерафаэлитов — скрупулезная проработка мельчайших деталей, из-за чего на создание каждого полотна уходила бездна времени. Именно это и роднит меня с прерафаэлитами. Достоверность, отчётливость, ясность понимания и бездна времени на содание каждой работы. А уж от критики «братство» отхватило оплеух по полной программе, и если бы не Форд Мэдокс Браун — известный к тому времени живописец, вставший на их защиту, неясно, имели бы мы возможность любоваться «Беатой Беатрикс» Россетти, или это светлое от грусти полотно так бы и сгинуло в лавках перекупщиков халтуры.

Берн Джонс возглавил движение прерафаэлитов в 70-х годах, когда Данте Габриэль Россетти начал болеть и почти перестал заниматься живописью. Яркий пример зрелого творчества художника — полотно «Зеркало Венеры» (1898 г.). Прекрасные девушки в одеждах, почти античных, глядят в ровное зеркало пруда, на своё столь же прекрасное отражение. Мне, честно говоря, они напоминают сегодняшних, они заворожены собственной красотой и ничего больше не замечают. Я очень долго вглядывался в их милые лица и вот что обнаружил, они все очень похожи. Почему, спросил я себя? Да потому, что нежность и красота не могут быть разнолики, именно это и хотел донести до нас Джонс.

«Зеркало Венеры». 1898

В последние годы жизни Берн Джонс обратился к легендам об Артуре. Самой важной картиной художник считал «Последний сон короля Артура в Аваллоне» (1881 —1898 гг.). Аваллоном в кельтской мифологии называют «остров блаженных», потусторонний мир, чаще всего помещавшийся на далёких «западных островах». По преданию, на Аваллон был перенесён смертельно раненный в сражении Артур. Бернджонсовское полотно так и осталось незаконченным. Зато закончилось время прерафаэлитов, последних романтиков девятнадцатого столетия, сменившегося столетием двадцатым — прагматичным, жёстким и динамичным как в жизни, так и в искусстве.

Сходите в ближайший к Вашему дому музей, может в России есть свои прерафаэлиты? Удачи!