Особенно стараются священники — так, однажды даже довелось прочесть следующее: «Хэллоуин был назначен на канун одного из наиболее значимых праздников католической церкви — Дня всех святых для того, чтобы дискредитировать церковь, посмеяться над ней». И лишь очень немногие вспоминают, что на самом деле у того праздника, который сегодня мы зовём Хэллоуином, корни на тысячи лет древнее христианства. Это — древний кельтский ритуальный день — Самайн.
Самайн — один из основных восьми друидских календарных праздников — два равноденствия (осеннее — Мабон, весеннее — Остара), два солнцестояния (зимнее — Йоль, летнее — Литта), начало Весны (Имболк), начало лета (Балтайн), начало осени (Ламмас), начало зимы (собственно говоря, Самайн)…
Древнеирландское слово «Samhain», предположительно, происходит от санскритского «samana» — собрание", «сход». Поскольку в ирландском языке буква «m» в межвокальном положении читается как звук «v», а гласная «i» смягчает следующую за ней «n», слово «Samhain» произносится как «савань» или, в современном прочтении, «саунь». Исторически же так сложилось, что в России этот праздник стали называть «Самайн» либо «Самхейн».
Первоначально Самайн, согласно кельтскому календарю, приходился на семнадцатый день второго лунного месяца после осеннего равноденствия. Более поздний обычай, сохранившийся поныне, предписывает отмечать этот праздник в ночь на первое ноября. Следует учесть древнейшую особенность европейского времяисчисления — отмерять сутки ночами, а не днями, как это принято теперь (отсюда ирл. aidche Samna — «ночь Самайна»). Источники противоречивы в указаниях относительно предположительной длительности праздника. Сроки колеблются от трех (Галлия) до семи (Ирландия) ночей.
Для кельтской мистики наиболее значимыми были поворотные точки, временные и пространственные стыки. Например, время между днем и ночью, граница моря и суши, переход от одного года к другому. Рубеж между старым и новым годом считался наиболее важным. В это время «приостанавливается нормальное вращение Вселенной, временно исчезают границы между естественным и сверхъестественным, магические двери открываются, и все божественные создания и духи мертвых свободно передвигаются в мире живых людей и порой интенсивно вмешиваются в их жизнь» (Патрик Мак Кейн. Кельтская мифология). Празднованию Самайна посвящен один из ключевых кельтских эпосов «Разрушение дома Да Дерга», где описывается разрушение и возрождение миропорядка в образе ритуальной гибели короля во время поединка с предводителем темных сил, последующее воскрешение монарха и восстановление миропорядка вещей.
В Самайн подданные платили владыке подать и подносили дары. Треть плодов, орехов, рыбы, колбасы, пива, молока и хлебов отдавали для жертвоприношений друидам. Если верховный король страны давал в Самайн отсрочку по выплате подати общине или кому-либо из младших по рангу королей на один день и одну ночь, то это означало, что он отказывается от подати безвозвратно.
В этот день друиды собирались в дубовых рощах на вершинах холмов и разжигали священные костры, в которых сгорали различные приношения злым духам, предкам, гостям из мира «По ту Сторону». При этом кельтские жрецы не только не приносили в жертву людей, но вообще не знали кровавых жертвоприношений. В качестве подношений богам использовались исключительно зерно и плоды. Костры словно помогали монарху в его непрекращающемся поединке с силами тьмы. Свет костров подчеркивал, что даже в наступающем царстве холода и тьмы все равно найдется место светлым силам, и даже если силы света временно пленяются тьмой, они неизменно возьмут реванш. Ведь тьма — это всего лишь отсутствие света, и поэтому не может быть вечной… Эти же костры использовались для всяких гаданий и прорицаний — к примеру, некоторые кельтские народы имели привычку подолгу смотреть на огонь, чтобы увидеть в нем картинку из будущего. Девушки клали в костер друидов каштаны и наблюдали за их поведением: если каштаны сгорали бок о бок, это сулило гадальщице семейное согласие, если они раскатывались в разные стороны, то на личном счастье можно было смело ставить крест. Увидеть своего будущего мужа девушка могла, сев перед зеркалом в полночь с яблоком в руке.
Самым плохим предзнаменованием считался упавший подсвечник. «Злые духи хотят погасить огонь в доме», — верили кельты.
Костры выполняли и еще одну функцию: у кельтов был обычай в знак окончания старого и прихода нового года гасить огонь в очаге и зажигать новый от головни, подаренной друидами. Такой огонь не только согревал кельтский дом, но и служил эффективной защитой от злобной нежити. Гасился он лишь на Астару (Остару) — Весеннее равноденствие.
Итак, Самайн — своеобразный эпилог года, эпилог жизни, в это время подводится итог. Франсуаза Леру в книге «Друиды» пишет: «Все знаменательные мифологическо-эпические события концентрируются вокруг него (Самайна), в нем обретают свое предвестье и в нем же — свой эпилог: кажется, все время словно бы сжимается в нем».
Самайн — промежуток времени, не принадлежавший ни будущему, ни прошедшему. В дни Самайна истончается граница между мирами, открываются Переходы, раскрываются холмы, Сид и «все сверхъестественное устремляется наружу, готовое поглотить людской мир». В мир людей проникают бессмертные, а герои могут пройти в Сид. В ночь Самайна вырываются на свободу силы хаоса.
Намного позднее Самайн был христианизирован и преображен в День Всех Святых (All Hallows' Day), который отмечается 1-го ноября. Что касается Хэллоуина, то Halloween — вечер накануне Дня Всех Святых («All Hallow e’en»).
Отдельные традиции празднования сохранились — так, поскольку кельты верили, что в этот день открываются врата меж мирами — то обитатели пограничных миров могут проникнуть в наш мир — соответственно, люди надевали маски — чтобы обмануть потусторонних жителей, «затеряться» среди них. Отсюда — и традиция Хэллоуинских карнавалов… Естественно, сегодняшний Хэллоуин имеет очень мало общего с практически забытым сегодня Самайном. Люди повторяют древние ритуалы, не отдавая себе отчёта — что, собственно говоря, они делают. И древний день смерти старого и начала нового стал очередным дешёвым балаганом… Но виноват-то в этом не праздник, а мы, забывшие о нём.