1, 2, 3, 4, 5.
6, 7, 8, 9, 10.
12?
11!
А еще в 1925 г. американский поэт Эли Сигел создал поэму «Один вопрос», содержание которой выглядит так:
I.
Why? («Почему?»)
Впрочем, еще раньше — в 1913 г. русский поэт В. Гнедов ухитрился написать «Поэму Конца» вообще без текста с одним только заголовком и датой написания, тем самым за полвека предвосхитив опыты УЛИПО. Мало того, Гнедов даже «читал» эту поэму на публике, сопровождая свое молчание несколькими выразительными жестами. Такие «произведения» стали называть
Конечно, все это сродни причудам. Более творчески интересным является принцип убывания длины строки. Так, А. Апухтин написал стихотворение, где каждая строка в строфе уменьшается на одну стопу. В результате строфы приобретают форму треугольников, а само стихотворение — необычный ритм:
Проложен жизни путь бесплодными степями,
И глушь и мрак… ни хаты, ни куста…
Спит сердце; скованы цепями
И разум, и уста.
И даль пред нами
пуста.
И вдруг покажется не так тяжка дорога,
Захочется и петь, и мыслить вновь.
На небе звёзд горит так много,
так бурно льётся кровь…
Мечты, тревога,
Любовь!
О, где же те мечты? Где радости печали,
Светившие нам столько долгих лет?
От их огней в туманной дали
Чуть виден слабый свет…
И те пропали,
Их нет.
Нечто подобное я обнаружил даже в поэзии маори — аборигенов Новой Зеландии:
Слово зачало плод
в соитье с искристым светом
слово родило ночь:
ночь большую длинную ночь
ночь тишайшую властную ночь
ночь толстую — можно пощупать
ночь — можно потрогать
ночь — нельзя увидеть
ночь смерти
ночь…
(«Творение», пер. В. Тихомирова)
Еще одной стихотворной формой, построенной на убывании, является ЛОГОГРИФ. В логогрифе убывают звуки в каком-либо исходном слове. Например, в нижеприведенном шуточном стихотворении последнее слово каждой строки становится меньше на одну букву:
На фабрике «Победа»
Во время обеда
Случилась беда —
Пропала еда!
Ты съел? — Да!
А в стихотворении футуриста В. Каменского вместе со звуками убывают и строки:
…И моя небесная свирель
Лучистая,
Чистая,
Истая,
Стая,
Тая,
А я —
я.
Обратным свойством обладает РОПАЛИК — стих, в котором от слова к слову, или от строки к строке, как снежный ком растет количество слогов. Из древних ропаликов наиболее известна «Молитва» Авсония (IV в.):
Бог Отец, податель бессмертного существованья,
Слух склони к чистоте неусыпных молитвословий…
Подобные приемы вполне могут создавать ритмически оригинальные стихотворения, если избавятся от излишней нарочитой демонстративности.
Если количество букв и слогов не может расти до бесконечности, то сам сюжет стихотворения можно закольцевать. Такая форма называется
См. также:
Еду-еду… Вижу — мост.
Под мостом ворона мокнет.
Я схватил её за хвост
Положил её на мост.
Пусть ворона сохнет.
Еду-еду… Вижу — мост.
На мосту ворона сохнет.
Я схватил её за хвост
Положил её под мост.
Пусть ворона мокнет…
(Автор не установлен)
В каком-то смысле бесконечными можно назвать и стихи, приказывающие читателю вновь и вновь возвращаться к началу.
«Мурзилка был на распутье: нужно срочно бежать звонить и в то же время задержать подозрительного мальчишку. Он написал что-то на бумажной салфетке и дал её Доре-1. Тот взял салфетку и прочитал:
— Жил-был царь, У царя был двор. На дворе был кол, На колу — мочало, Начинай сказку сначала!
Агент остолбенел и обречённо начал читать сначала: «Жил-был царь…»
Выбегая из столовой, Мурзилка и Тонечка слышали голос лазутчика:
«…На колу — мочало, Начинай сказку сначала…».
(А. Семенов «Двенадцать агентов Ябеды-Корябеды»)
Подобные формы носят обычно исключительно шуточный игровой характер.
Говоря о количественных ограничениях, нельзя обойти вниманием одну из самых бессмысленных поэтических затей — ЛИПОГРАММУ. Суть ее заключается в том, что стихотворение сознательно пишется без одной или нескольких букв алфавита (обычно распространенных, что значительно усложняет задачу). В английском или французском языке написать липограммы сложно из-за обилия артиклей, поэтому они обычно не учитываются. В VI в. до н. э. Лазосом Гермионский написал два стихотворения без буквы «сигма», которую по неизвестным причинам терпеть не мог. Однако мотивы этого поэта гораздо понятнее, нежели глобально трудоемкие труды Нестора Ларандского и Трифиодора. Первый переписал «Илиаду» Гомера, избавив первую песню от буквы «альфа», вторую — от «бета»
Наши поэты были поумней и игрались в игру «Такой буквы здесь нет» значительно сдержаннее. Г. Державин написал в 1797 г. стих «Соловей во сне», не используя «грубую» букву «р»:
Я на холме спал высоком,
Слышал глас твой, соловей,
Даже в самом сне глубоком
Внятен был душе моей:
То звучал, то отдавался,
То стенал, то усмехался
В слухе издалече он; -
И в объятиях Калисты
Песни, вздохи, клики, свисты
Услаждали сладкий сон.
Глава футуристов Д. Бурлюк также напечатал липограмму — стихотворение, которое демонстративно назвал «Без «р» и «с» (и действительно, а вдруг никто не заметит?). Более радикальную работу провел в конце ХХ в. Б. Гринберг, издав книгу «Гиперлипограммы», где стихи носят красноречивые названия: «Только «О», «Везде «Е», «Мои «М», «Вымыслы «Ы»
ВЫМЫСЛЫ «Ы»
Вырыты рвы,
Вымыты крысы…
Был бы ты злым,
Сытым бы. Лысым.
ЛИШЬ «И»
Спит пилигрим и видит тихий мир,
Мир диких синих птиц и гибких лилий.
Ни липких лиц-личин, ни истин, ни причин,
Ни лишних линий.
Кипит прилив прилипчив и криклив,
Хрипит, лишившись пищи, хлипкий хищник,
И жизнь кишит, лишь пилигрим притихший…
Спит пилигрим. Спи, пилигрим.
Конечно, повторение в стихотворении определенных звуков оказывает свой фонетический эффект, но настоящий поэт использует его интуитивно, вдохновенно, а не садится с усердием математика подбирать нужные (а зачастую творчески ненужные) слова.
«Только те аллитерации радуют и поражают нас, которые как бы приоткрывают перед нами основной путь порта — и они всегда невольные, неподстроенные, незапрограммированные».
(С. Маршак)