И церковь Казанской Богоматери, что стояла близ усадьбы, была выстроена предками
Отцу Николаю по требованию князя предстояло обвенчать одну из дворовых девок, Пелагею Масленкову, и вдовца Власа Смекалова. Однако сердце Пелагеи принадлежало другому человеку — голицынскому же дворовому Николаю Москвину. Более того, их любовь уже имела реальное выражение — Пелагея родила от Москвина дочь. Которая, впрочем, умерла, имея пять недель от роду — священник Гаврилов и отпевал в августе 1803 г. незаконнорожденного младенца. Возможно, экстренный брак с Власом Смекаловым и устраивался, чтобы, как говорится, «покрыть грех».
Однако ж грешная невеста выказала характер — принародно в храме объявила священнику: мол, принуждаемая идти замуж за Власа, она «или сама себя или того крестьянина лишит жизни». Оказалось также, что о самоубийстве подумывает и Москвин. Священник не только не стал венчать Пелагею и Власа, но предпринял многие усилия, чтоб устроить брак по любви.
Он согласился на просьбу Москвина — съездил в соседнее село, уговорил тамошнего священника совершить тайное венчание. Более того, отец Николай Гаврилов своего коллегу обманул — представил ему поддельное письмо с разрешением на брак. Перед венчанием жених своему духовнику написал письмо, исполненное ощущениями надежды и отчаяния:
«Ваше Благословение, отец Иоанн.
Будучи уверен в Вашем Добродушии и человеколюбии дерзаю объявить вам секрет души моей, истиная и неразлучная любовь моя с девицею Пелагеею Максимовой Масленковой, той же, коей и я, вотчины и дома, принудила меня обнаружить себя перед вами и человеколюбивейше испросить, дабы вы по долгу христианской религии Грехопадение и Участь нашу прикрыли по чиноположению церковному таинством бракосочетания.
Ах, добродушный отец, благоволите решиться на прозбу двух истинно любящих Сердец, всюду искавших в себе счастие — однако верте, яз, вервь и железо Ей! Ей! скорее прекратят нашу жизнь, нежели постигнет злая разлука.
Вам Государя Моего послушнейший грекороссийской церкви сын и готовейший к услугам Его Сиятельства князя Михайлы Николаевича Голицына дворовый человек Николай Москвин».
28 октября 1803 г. влюбленных обвенчали, а на следующий день у князя Михаила Николаевича уже готова была жалоба «на незаконное венчание».
И началось долгое, на несколько лет, разбирательство.
Князь требует лишить обоих священников сана — а священник в прошении на государево имя отмечает: князь нарушил своим распоряжением императорский указ от 5 января 1724 г., запрещавший «принуждать помещикам служителей своих к бракосочетанию без самопроизвольного их желания».
Ярославский архиепископ сообщает князю о том, что Святейший Синод право на венчание Пелагеи и Николая признал, и испрашивает у Голицына разрешение на брак его дворовых — князь два месяца на письмо владыки не отвечает. Архиерей шлет повторное письмо — и месяц спустя получает от непреклонного князя отказ выполнить просьбу Синода.
Двум священникам и дьячку тогда же, в 1803 году, запрещают исполнять требы, ссылают их «для исправления» в монастыри. Исправление, правда, длится недолго, в правах церковнослужителей восстанавливают менее чем через год. Но Николаю Гаврилову, обидевшему князя, в карабихском храме служить уже никак нельзя, в 1804 г. он переходит на другой приход.
А что ж Пелагея и Николай? Помучиться им, конечно, пришлось. После венчания на них накладывают епитимью. Несколько лет они страдают в разлуке — Пелагею увезли в Углич. Но спустя шесть лет они, а потом и их дети уже числятся прихожанами ярославского храма Петра Митрополита. Именно в апреле 1809 года окончательно решилась судьба их. Брак Синод признал, князю было предъявлено обвинение в «неисполнении императорского указа». Вот тогда Голицын смирился:
«Когда святейшему правительствующему Синоду благоугодно было оставить брак сей без расторжения, то я и жена моя определению его повинуемся».
Вот так завершилась эта история, очень романтическая, надо признать, и совсем не соответствующая стереотипам нашего восприятия тогдашней эпохи. Князь остался со своим израненным самолюбием, священник — с помехой в послужном списке, но с чистой совестью. А дворовые люди — со своим семейным счастьем, ради которого они преодолели столько препон. Впоследствии Николая Москвина князь Голицын назначил управляющим.
Историю всепобеждающей любви ярославских Дафниса и Хлои — голицынских дворовых людей Пелагеи и Николая — двести лет хранили документы ярославского госархива. В 2002 году исследовательница
А я представляю этот рассказ вниманию читателей не только ради того, чтоб сообщить интересные сведения из истории России начала XIX века, но еще и в тайной надежде поощрить интересующихся прошлым своего рода.
Интересно, как долго в роду Москвиных сохранялись рассказы о тайном венчании влюбленных, жизни в разлуке и последующем синодальном «благословении»? Прапраправнуки Москвиных (вполне вероятно, что супруги Москвины имели не одно поколение потомков!) ведают ли, как в крепостной России полностью зависимые от помещика их предки оказались способны противостоять злой воле и самодурству?