В этом фрагменте нас интересует следующая фраза: «…сорокы не троскоташа, полозїю ползоша только…». Перевод первых издателей: «…сороки не стрекотали, но двигались только по сучьямъ…». В рукописной копии, выполненной для Екатерины II, эта фраза написана так: «…сорокы не троскоташа, по лозію ползаша толко…».
Переводчики поэмы в XIX в. почти единодушно переводили «по лозїю» — «по ветвям», «по сучьям» (правда, само ползание по ветвям они приписывали то к сорокам, то к дятлам…). Так продолжалось до тех пор, пока
В 1877 г. Вс. Миллер попытался обосновать конъектурную поправку «полозіе». Он предложил два прочтения этого слова: 1) полоз, 2) ползик (поползень).
В 1878 г.
Несколько раз принимался аргументировать конъектуру «полозіе» — в значении «полозы» —
В настоящее время большинство исследователей и переводчиков принимают толкование «полозы» (в их числе —
Что же заставляет исследователей принимать толкование «полозы»? Возможно, что кроме аргументации
Слово «лозие» — в значении «длинные гибкие стебли некоторых кустарников» — довольно часто встречается в произведениях древнерусской литературы, в то время как слово «полозие» (в значении «полозы», а тем более — в значении «поползни») отыскать пока что не удалось.
Наиболее вероятно, что «лозие» в «Слове о полку Игореве» — это тальник, ивняк (в изобилии растущий по берегам рек и образующий густые заросли), или же — собирательное название гибких ветвей кустарников и деревьев.
Очевидно, что бегство Игоря из плена большей частью проходило по берегу Донца (об этом свидетельствует и автор «Слова»: см. диалог князя Игоря с Донцом). Кроме того, нужно учесть следующие факторы: 1) река служила хорошим ориентиром; 2) в густых прибрежных зарослях легче скрываться от погони; 3) на реке легче добывать водоплавающих птиц «к завтраку, обеду и ужину». Кстати, по берегам Донца растет не только ива, но и такие деревья и кустарники, как дуб, тополь, крушина, калина.
Нельзя не отметить, что в «Слове», если можно так выразиться, буквально царит птичье царство (из всех упоминаний представителей фауны 2/3 приходится на долю птиц). В рассматриваемом нами фрагменте — условно его можно назвать «Половецкая погоня» — тоже говорится только о птицах. В начале описания погони разговор едущих по следу князя Игоря половецких ханов Гзака и Кончака сравнивается со стрекотанием сорок. Следовательно, половцы здесь отождествляются с сороками, и, тем самым, сороки, в отличие от других птиц, занимают в описании погони главенствующую роль. Заканчивая описание погони, автор вкладывает в уста Гзака и Кончака величание Игоря соколом, — но читателям (или слушателям) поэмы уже и так ясно: не сорокам ловить сокола! Упоминание полозов среди описания птиц звучало бы вопиющим диссонансом.
Почему же автор «Слова» подчеркивает, что именно сороки ползали по ветвям? Из всех птиц, перечисленных в рассматриваемом отрывке, пожалуй, только сороки наиболее активно реагируют на появление человека. Некоторые исследователи считают, что природа сочувствует Игорю, — поэтому и молчат птицы. Но ведь природа здесь враждебна: Игорь бежит из плена, и путь его пролегает по местам обитания половцев. Скорее всего, автор «Слова» подчеркивает, что Игорь передвигался так осторожно, что даже чуткие птицы не заметили его появления. Кроме того, сороки активны в светлое время суток, и их молчание можно объяснить еще и тем, что дело происходит затемно, в предрассветный час («соловьи веселыми песнями свет возвещают»).
Что касается замечания многих исследователей, что сороки не ползают, — но ведь и струны гуслей сами не рокочут, и колокольный звон из Полоцка нельзя услышать в Киеве (примеры можно продолжить). Да, автор «Слова» хорошо знает повадки представителей фауны, но, тем не менее, «Слово» — не биологический трактат, а публицистическое творение, созданное яркими художественными образами по горячим следам реальных событий.
Необходимо отметить еще один нюанс. В мусин-пушкинской рукописи было слитное написание текста, разделение на слова и предложения осуществили первые издатели. Судя по их переводу — «…двигались только по сучьямъ…», — слитное написание «полозїю» в первом издании следует считать опечаткой (вместо «по лозїю»). Об этом свидетельствует и екатерининская копия.
Таким образом, фраза «…сорокы не троскоташа, полозїю ползоша только…» ясно читается и понимается без всяких поправок.