Судьба последнего незаконченного произведения «Лаура в оригинале» (The Original of Laura) одного из самых сложных и филигранных писателей ХХ столетия Владимира Набокова, над которым он работал незадолго до своей смерти в Монтрё (в Швейцарии) в 1977 году, сейчас тревожит весь литературный мир. Тревожит она и меня, не только как почитательницу произведений загадочного писателя, но и как человека, приложившего немало средств, времени и усилий к организации музея памяти Набокова в Гатчинском районе Ленинградской области — в деревне Рождествено, в родовом имении Рукавишниковых-Набоковых.
Я горжусь тем, что есть моя скромная лепта в том, что в застойном 1974 году нам удалось при помощи Пушкинского дома и дирекции музеев Гатчинского района открыть небольшую экспозицию, всего в трех залах набоковского особняка, на высоком берегу реки Оредеж в Питерской Швейцарии земли Ижорской. В 1995 году с таким трудом сделанное на поте и крови энтузиастов сгорело в огне пожара.
Сейчас та же участь ожидает последнее произведение Сирина-Набокова «Лаура в оригинале». Известно, что Владимир Владимирович был категорический пурист и перфекционист. В поэзии и прозе он был вивисектором слова, текстологи-набоковеды до сих бьются над изысканной загадочностью словесного паззла писателя. А был он эстетствующий аристократ, человек энциклопедических знаний, полиглот и рафинированный интеллигент с налетом снобизма и некой высшей посвященности, восходящей к эксцентризму, гротеску и тайным подводным ассоциациям на уровне подкорки.
Говорят, Вергилий велел своему секретарю сжечь свою Энеиду, если он не успеет ее закончить… Боги! Где были бы мы сейчас без Энеиды, пусть незаконченной?
После смерти писателя его переводчик, секретарь и верная жена Вера Слоним осталась душеприказчицей литературного наследия мужа. Волей утонченного писателя, затравленного лолитоведами и лолитологами, искавшими биографические параллели в Гумберте-растлителе, было изъявлено, чтобы ни одно незаконченное произведение не увидело читателя после его смерти. За 16 лет после смерти мужа у вдовы так и не поднялась рука уничтожить незавершенные труды покойного, а женщиной она была сильного и твердого характера, обладала решительностью и даже некоторой жесткостью духа, «углами», как характеризовал ее сам писатель.
«Мне больно от твоих углов
Люби меня без выжиданий
Без этих вычисленных мук
Не укорачивай свиданий
И не придумывай разлук…»
Вера Слоним всегда была при…, всегда с пистолетом… Застрелила бы, не дрогнув, за Володеньку. Ведь в самого Ленина собиралась стрелять. Ее не интересовало в их отношениях земное-материальное. Для них было важнее досимбиозничать до его голубоватого видения буквы «М», до ее розово-клубничного послевкусия «м» прописного, и даже шестилетний Тимка был подвигнут эстетами-родителями на пробование на вкус, на цвет, на плотность, на запах, на набоковщину, иероглифичность и апокрифичность звука «эм». За 16 лет рука Веры так и не потянулась за спичкой. Так ушла.
Эх, Дмитрий Владимирович. Лучше бы и вовсе не рассказывали нам, urbi et orbi, что там. В сейфе швейцарского банка (один ключ у Вас, а второй у таинственного «Себастьяна Найта» — мистификация продолжается!?) лежат 30 печатных страниц рукописи, которая раскроет тайну Вашего великого отца, являющуюся квинтэссенцией всего творческого наследия великого Набокова. Вы могли бы ничего не поведать Рону Розенбауму, исследователю творчества Вашего отца, но, видать, тяжела шапка Мономаха. Спички ломаются. И мальчики кровавые в глазах. И Вы, как дворянин и сын дворянина, не можете не исполнить волю отца. Ох, не хотела бы я оказаться в Ваших тапках!
А поведали Вы, что это нечто такое, что решит, наконец, паззл Вашего отца, откроет загадку всего его творчества. В начале 90-х Вы даже зачитали отрывок из «Лауры» на семинаре. Воля не печатать незаконченные произведения исходила чисто из-за перфекционизма и литературного максимализма, но мы же помним, что части из незаконченного русского романа «Solus Rex» сам писатель печатал в сороковые. Вы начисто отвергли мнение американцев, расколовших литературную нацию надвое, что ни прообраз петрарковской Лауры, ни героиня одноименного детектива из фильма Отто Применджера 1944 года не были прообразом оригинала Лауры. Раскололи нацию ответом на гамлетовский вопрос: жечь или не жечь. Владимир Набоков не просто Ваш отец, он наш и принадлежит всему человечеству. России и Америке. Всему миру.
Осмелюсь предположить, что разгадала: не было Лауры у Петрарки, а Владимир Владимирович подводил итог свой жизненной Энеиды. И наша «Лаура в оригинале» — это не ипостась Лолиты, а просто ЛАВРЫ (laura), слава, его и петрарковские лавры. Те лавры, которые он пожал как писатель. Те лавры, которые Вы можете завтра сжечь. И это будет геростратов огонь.
Ваша матушка не выполнила волю покойного, рукописи не горят! И если этого не сделала Вера Слоним, то зачем Вам идти наперекор молчаливому волеизъявлению Вашей матери? Грех неисполнения этого пункта завещания Вера взяла на себя и унесла его в могилу. Верю, что этот грех ей отпущен Всевышним — она спасла рукопись для истории.
Я отдаю русским почитателям таланта Вашего батюшки все сноски, по которым они могли бы присоединиться к нам, уже два года умоляющим Вас не жечь рукопись, а оставить ее для пользования хотя бы узкому кругу литературоведов.
Послушайте, что скажет Россия, Дмитрий Владимирович! Россия любит и помнит Вашего отца, нашего русского американского писателя. Рукописи не горят.
Nabokov OnLine Journal — высказаться можно здесь, друзья.
«New York Observer» попросит ваш электронный адрес и имя на случай, если газета задумает обнародовать ваши комментарии к воззванию. Пишите по-русски, я уже с газетой договорилась, переведут. Дадим ли мы сжечь «Лауру в оригинале»?