…9 мая любого года я пацаном приезжал к дедушке в одну из станиц Кубани. Нас было 7 внуков, и каждому дедушка вручал рубль, чтобы мы могли отметить праздник по своему усмотрению (тогда для нас и пара порций мороженого была настоящим праздником, нынешние дети это чувство уже утеряли). А после обеда мы обязательно садились в дедушкин «горбатый» «Запорожец» с ручным управлением, подаренный ему как инвалиду Великой Отечественной войны, и отправлялись на хутор к младшему дедушкиному брату, которого мы называли дядя Ваня. А поскольку у бабушки тоже был младший брат Ваня, дедушкиного мы называли дядя Ваня хуторской.
Обязательным атрибутом этого дня у дедушкиного брата было большое эмалированное ведро окрошки. Я не шучу, именно ведро литров на десять, потому что за столом собиралась много гостей. Мы как-то со своими троюродными братьями и сестрами поинтересовались у дяди Вани: почему именно окрошка? «Откуда я знаю, — пожал он плечами, — наверное, потому, что я сидел и рубал окрошку, когда Гришка (мой дедушка — прим. Ю.М.) прибежал и сказал: «В полдень будет важное правительственное сообщение. Война…».
Сколько дяде Ване хуторскому было в июне 1941 года? Двадцать два с копейками. Он был трактористом, и в военкомате его хотели определить в танковые войска, механиком-водителем танка. Но лихой казак не согласился с этим и напросился в кавалерию. С новобранцами провели неделю-полторы интенсивных тренировок (рубить лозу не так-то просто, как кажется на первый взгляд) и отправили в Подмосковье, где разворачивалась тяжелая битва за Москву. Так дядя Ваня попал в Отдельную кавалерийскую группу под командованием полковника Льва Доватора.
Случилось это как раз накануне знаменитого рейда группы Доватора по бездорожным лесисто-болотным районам Смоленщины. «Мы еще шутили, что не успели, мол, фрицы даже письма в Германию написать, что теперь их будут бить казаки», — рассказывал дядя Ваня.
— А что могли коники сделать против танков? — не унимались мы. — Танк ведь железный, его шашкой не порубишь!
— Эх, пацаны, почему у вас, если война, так сразу танки? Да фрицы даже не успевали в эти танки садиться, как мы на них обрушивались. Бывало в одних портках из хат выбегали, а тут и мы!
— Дядя Ваня, да что ж шашка может сделать против автомата или пулемета?
— Да они просто не успевали за автоматы хвататься. И потом, думаете так легко из автомата по всаднику попасть? Мы же на полном скаку! А танков там почти и не было — часто болота были просто непроходимы, да и лесных дорог было раз-два и обчелся, тем более для тяжелой техники…
И потом у нас была специальная тактика: в населенные пункты мы обычно врывались глубокой ночью или под утро. Когда фрицу успевали поднимать тревогу, а чаще всего мы сминали их в несколько минут. В общем, покрошили гитлеровцев немало. Нашему командиру, Льву Михайловичу, после этого рейда генерала дали. Но он не загордился, как был простой, так и остался.
— А часто вы его видели?
— Да почти каждый день. Как только где расположимся на отдых, так командир и идет. Лично проверяет, как охранение выставили, задали ли лошадям корма, нет ли среди нас лесовиков…
— Каких еще лесовиков?
— Таким словом называли тех, кто не любил ухаживать за собой, не брился по неделям. «Боец всегда должен быть опрятен, выбрит, по возможности подшит», — повторял Лев Михайлович. И сам в этом был примером, не помню, чтобы он появился перед нами хотя бы с трехдневной щетиной…
Этот рейд очень сблизил нас, и бойцов, и командиров. А главное мы силу свою почувствовали. Как и фашисты нашу. За голову генерала Доватора фрицы положили специальную награду. Сначала 10 тысяч рейхсмарок, потом все больше и больше. Уже и не помню, дошло ли дело до 100 тысяч, но разве дело в цене? Не нашлось ни одной такой гниды, которая бы выдала немцам, где находится Лев Михайлович…
— А Победу вы тоже встретили вместе с Доватором?
Но дядя Ваня на этот вопрос почему-то ответил не сразу. Тяжко вздохнул, налил себе полный стакан водки, выпил, крякнул, пожевал огурец, и только потом продолжил рассказ…
— Нет, ребята, не уберегли мы Льва Михайловича. Погиб. Причем, по собственной неосторожности. 11 декабря мы начали свой последний рейд под командованием Доватора. Около полторы сотни километров прошли по тылам вражеских войск, уничтожая гитлеровцев, которые могли прийти на помощь своей группировке под Москвой. 19 декабря вышли в район деревни Палашкино. Разведка доложила, что здесь скопилась группировка из нескольких тысяч фашистов. Нас разделяла река, которая была скована льдом.
Генерал Доватор, как всегда, решил лично осмотреть, как лучше ударить по деревне. Он поднялся на крутой берег. А тут по группе командиров полоснула очередь из пулемета. Льва Михайловича срезало одним из первых, когда к нему подбежали, он уже умирал. «Вперед, на врага!» — только и успел прохрипеть наш командир.
Мы не посмотрели на то, какой был лед, крепкий или слабый, в едином порыве ворвались в деревню Палашкино. Гитлеровцев было очень много, но что они могли сделать против нашей ярости? Мы их рубили остервенело. Эх, если бы можно было возвратить командира! Ему на следующий день после гибели присвоили звание Героя Советского Союза. Посмертно.
— В том бою меня тяжело ранили, — закончил свой рассказ дядя Ваня. — А после выздоровления отправили все-таки в танковую часть. Так что войну я закончил танкистом.
…Сегодня давно уже нет дяди Вани. Но его рассказ я не забыл. А завтра прославленному генералу-кавалеристу Льву Михайловичу Доватору исполнилось бы 105 лет. Он похоронен на Новодевичьем кладбище в Москве…