Разумеется, графология — а именно так называется учение о почерке — не пытается искать точных соответствий в изгибах начертанных букв и «изгибах» души.
Но степень грамотности и образованности, твердость руки и целеустремленность характера так или иначе выражаются через написание слов.
Понаблюдайте за изменениями собственного почерка в зависимости от ситуаций и настроения, и вы без труда уловите в этом некоторые «графологические» закономерности.
А что в этой связи можно сказать о почерке М. В. Ломоносова? Известен самый ранний из автографов Михайла Ломоносова — он относится к началу 1726 года. Заметна старательность 15-летнего помора, его желание (а отчасти, и умение) «украшать» буквы завитками и нажимом. С нажимами даже намечается явный «пережим»; чувствуется рука, привыкшая орудовать больше топором, чем пером. Даже характерное для позднего Ломоносова элегантное
Твёрдое, прочное, устойчивое П — две толстые опоры с лёгким перекрытием — свидетельствует, по-видимому, о характере упрямом, твёрдом, надёжном.
Интересно рассмотреть запись, относящуюся к 1730 году. (Она обнаружена в тетради, заведенной при построении Куростровской церкви.) Почерк явно изменился.
Красива ровная вязь, незаметна ученическая старательность, чувствуется некоторая лихость, возможно, даже гордость своей грамотностью. Несколько странно выглядит Л в фамилии Ломоносов, напоминающая соответствующую латинскую букву. Не проявил ли он уже тогда свой интерес (и свои замечательные способности) к изучению иностранных языков? Во всяком случае, позже в его подписях на русском языке такое
В общем, ощущается человек сложившийся, твёрдый духом.
И действительно, к этому времени 19-летний Ломоносов уже замыслил побег в Москву.
Несколько неожиданно выглядит другой его автограф, относящийся к 1734 году. Ученически ровные, почти без нажимов буквы, в которых сквозит старательность и скромность…
Многое проясняется, если учесть, что подписывается ученик Славяно-греко-латинской академии… подложным именем, выдавая себя за сына попа. А сделать это Ломоносову пришлось потому, что он стремился попасть в географическую экспедицию Ивана Кирилова, хотя бы и в качестве священника. Правда, при всей «смиренности» почерка в нём заметны твёрдые, чёткие горизонтальные прочерки, а также «прочные» вертикальные «опоры».
Автограф письма Ломоносова Эйлеру 1748 года так и хочется назвать элегантным. Тонкие, несколько удлиненные буквы, украшенные красивыми, едва ли не каллиграфическими росчерками. Написано письмо 37-летним петербургским ученым по-латыни, но легко и свободно, как на родном языке. Твердые прочерки отсутствуют. Подпись простая, четкая, без украшательств и особых закорючек.
Складывается впечатление, что автор письма действительно «перевоплотился» в западноевропейского ученого времен позднего барокко, когда неприличным считалось упоминание в сочинении фамилии коллеги без эпитетов «славный», «высокоученый», «непревзойденный»
Напротив, все подчинено именно ясности изложения, стремлению донести до читателя каждую букву недвусмысленно, изложить текст ясно.
Что ж, это вполне отвечает творческому принципу Ломоносова: не усложнять простое, а упрощать сложное, прояснять неясное.
Еще один образец почерка Ломоносова, профессора химии Петербургского университета, — из письма своему влиятельному покровителю, видному государственному и общественному деятелю
Стандартное окончание «Вашего превосходительства всепокорнейший слуга…» написано по-деловому, без всякого подобострастия, без тщательного выписывания букв и нарочитой (или естественной) аккуратности, торжественности, которая была бы вполне кстати для «слуги». Да ведь и слово «слуга» начинается крупной буквой, не меньшей по размерам, чем заглавное
Само послание писано твердым деловым почерком, быстрым и внятным, хотя и чуть небрежным. И подпись тут не такая, как в письме Эйлеру (там — «Мишель Ломонософф»), а достаточно грубая, местами с сильным нажимом. Как тут не вспомнить его гордые и необычайно смелые (по тем-то временам) слова, сказанные тому же Шувалову: «Не токмо у стола знатных господ или у каких земных владетелей дураком быть не хочу, но ниже у самого господа бога, который мне дал смысл, пока разве отнимете».
Возможно, графологический анализ почерка Ломоносова позволит будущим исследователям и нам, современным читателям, выявить нечто новое и неожиданное в нраве этого удивительного человека.