В самом начале своей литературной карьеры Некрасов получил столько пинков и пощечин от критиков, что просто удивительно, как находил он после этого силы не упасть духом и продолжать писать. Вот цитата из рецензии на его первые стихи: «Лучше в молодости писать такие стихи, как г. Некрасов, нежели… нежели бить баклуши, как другие, например». Другая рецензия: «Посредственность в стихах нестерпима». За три месяца не будет куплен ни один экземпляр некрасовского сборника. В отчаянии Некрасов заберет из книжных магазинов все до единой своей книги и бросит их в огонь.
На протяжении всей жизни поэта будут преследовать подобные неприятности. И даже после смерти. Не пройдет и года после его смерти, и в родной усадьбе поэта откроют кабак «Раздолье, с распитием крепких напитков и на вынос». А ночью на кладбище кто-то вобьет осиновый кол в его могилу… «На колыбели — кабак, а на могиле — осиновый кол, такова благодарность России Некрасову!» — только один Мережковский с негодованием отзовется на этот страшный факт. И то, спустя… 23 года.
Плохой хороший человек
Пословица говорит: дыма без огня не бывает. К сожалению, поэт часто сам давал повод для возникновения разного рода сплетен и кривотолков. Однажды он написал трогательное стихотворение о том, как мальчик вскочил на запятки кареты покататься, напоролся на коварно забитые владельцем кареты гвозди и погиб. На следующий день после публикации гвозди на запятках всех карет были сбиты. Кроме одной. Прохожие забросали ее камнями. Карета остановилась, и из нее вышел… Некрасов.
Эту историю «смаковала» вся литературная Россия. Газетчики, закусив удила, соперничали друг с другом в том, кто больше грязи выльет на «бесстыдного мазурика Некрасова». Поэт даже не предпринял и малой попытки, чтобы как-то защититься. А ведь ему было что сказать. Он мог бы, например, рассказать, что гвозди на его карете самовольно, нарушив строжайший запрет, вбил его кучер — человек психически малоуправляемый и почти всегда пьяный. Но Некрасов посчитал ниже своего достоинства оправдываться, и, уж тем более, сваливать вину на своего слугу.
Не станет поэт оправдываться и перед Герценом, который, вкупе с Огаревым и Тургеневым, обвинит его в присвоении чужих денег. История подтвердит безукоризненную честность Некрасова, но тогда эти необоснованные и унизительные обвинения заставят отвернуться от него многих.
И взятки давал, и шлюхами не брезговал…
Конечно же, Некрасов не был «ангелом во плоти». Он, по словам современников, «и взятки давал, и по трактирам таскался, и шлюхами не брезговал». А шампанским упивался иной раз до того, что терял всякую вменяемость и дар речи. На совести Некрасова были и другие «грехи», которые, как ни старался он их замолить, не давали ему покоя до самой смерти. Да, увел жену у своего друга Панаева. Да, не был примерным мужем. Да, пел дифирамбы душителям и вешателям России. Да, был ленив и сластолюбив… Почему же мы ему так легко прощаем? «Коли говорить об ошибках, — писал Чехов о Некрасове, — то почему-то ни одному русскому поэту я так охотно не прощаю ошибок, как ему». Почему?
Из уважения к деньгам… зашивал их в галстук
Во всей русской литературе мы, вероятно, не найдем человека, которому пришлось пройти через такую ужасающую нищету, которую пережил Некрасов. Две французских булочки и бутылка сельтерской — на протяжении нескольких лет (!) составляли весь его дневной рацион (возможно, это станет одной из причин его будущей болезни, которая сведет его в могилу).
Он снимал полуподвальную комнату с окном на улицу. «Некоторое время, — вспоминал Некрасов, — я кое-как перебивался, но, наконец, пришлось продать все скудное мое имущество, даже кровать, тюфяк и шинель, и осталось у меня только две вещи: коврик и кожаная подушка. Писал я лежа на полу, проходившие по тротуару часто останавливались перед окном и глядели на меня. Это меня сердило, и я стал притворять внутренние ставни, так, однако, чтобы оставался свет для писания». Затем он снял комнату вместе с еще одним студентом: «Выходили мы со двора по очереди, так как сапоги мои были негодны и у нас не было шинели, а у него был плащ…».
Однажды, не имея возможности купить чернил, Некрасов соскоблил со своих сапог ваксу, развел водой и написал очерк, который отнес в ближайшую редакцию. «Это, — пишет Некрасов, — спасло меня от голодной смерти».
«Прожив несколько лет и чуть не отправившись к праотцам, я почувствовал не то какую-то боязнь, не то уважение к деньгам. Я берег каждый грош. Я с отвращением зашивал деньги в галстук и постоянно держал их там»…