Вот что пишет об этом феномене ученый-историк И.Можейко (более известный народу как писатель Кир Булычев):
«Тысячу лет назад женщины в Японии много и хорошо писали. Куртуазность двора, присутствие множества фрейлин, наложниц и жен императоров и вельмож создавали особую атмосферу, которая требовала от светской дамы высокой образованности, утонченности и изысканного вкуса. Японские знатные дамы были изящны, прекрасны, как цветы, и жизнь их была ненадежна, как у нежных цветов, ибо они целиком зависели от прихоти императора или вельможи.
Стены дворца, хрупкие перегородки ширм создавали иллюзию постоянства и даже прочности окружающего мира, но этот мир рушился не только от землетрясения, но и от дуновения ветра. Литература, которая рождалась в такой жизни, была трепетной, откровенной и в то же время надломленной глубинной ложью этого эфемерного существования.
Потрясающие «Записки у изголовья» придворной дамы Сэй Сёнагон или «Непрошеная повесть» Нидзё, как бы обрамляющие эпоху Хэйан, во многом сходны: они о тщетных поисках счастья и полном крушении в конце. Как отчаянно эти женщины строят свой маленький мир, как мечтают они о любви!
В дневниках писательниц эпохи Хэйан достигаются редкая даже для современной литературы искренность и то сочетание высокого и низкого, трагического и смешного, ничтожного и значительного, из которого складывается жизнь. Нигде в европейской средневековой литературе автор не пускает читателя в свою душу — японские писательницы первыми в мире позволили читателю слиться с автором…" (И.Можейко, «Загадка 1185 года»).
В «Записках у изголовья» нет сквозного сюжета — это 300 миниатюр в прозе, связанных единством стиля и лирического самовыражения; это дневник женщины, в котором она не просто описывает самые обычные вещи, но и пытается отразить свои мысли и впечатления.
И не просто описывает: ее замечательные описания природы всегда тесно связаны с настроением, с состоянием души, они наводят на глубокие размышления. А для нас, людей XXI века, они еще интересны эффектом «машины времени» — захватывающе интересно бывает как во вспышке молнии увидеть в мельчайших деталей сценку тысячелетней давности…
Иногда колесо экипажа подомнет, захватит и унесет с собой стебли чернобыльника. С каждым поворотом колеса чернобыльник взлетает вверх, и ты вдыхаешь его чудесный запах.
Первый день года и третий день третьей луны особенно радуют в ясную погоду. Пускай хмурится пятый день пятой луны. Но в седьмой день седьмой луны туманы должны к вечеру рассеяться.
Пусть в эту ночь месяц светит полным блеском, а звезды сияют так ярко, что, кажется, видишь их живые лики.
Если в девятый день девятой луны к утру пойдет легкий дождь, хлопья ваты на хризантемах пропитаются благоуханной влагой, и аромат цветов станет от этого еще сильнее.
А до чего хорошо, когда рано на рассвете дождь кончится, но небо все еще подернуто облаками, кажется, вот-вот снова посыплются капли!
Попадаются описания праздников, забавные сценки — не верится, что это написано тысячу лет назад:
Все кровли застланы аиром, начиная с высочайших чертогов и до скромных хижин простонародья. Каждый старается украсить свою кровлю как можно лучше.
Изумительное зрелище! В какое другое время увидишь что-либо подобное? Небо в этот день обычно покрыто облаками.
Юные служаночки, из тех, кто прогуливается пешком по улицам, прицепили к рукавам украшения и важничают, словно это невесть какое событие. Идет такая и все время любуется своими рукавами, поглядывая на других с победоносным видом: «Не скажешь, что у меня хуже!» Проказливые мальчишки из придворной челяди подкрадутся и сорвут украшение. Крик, плач! Забавная картина!
Есть еще интересная разновидность записей: начинающиеся словами «То, что…» — тут уж возникает истинное чувство общения, разговора — такой невероятный мост через тысячелетие.
Вдруг заметишь между страницами книги когда-то заложенные туда лоскутки сиреневого или пурпурного шелка.
В тоскливый день, когда льют дожди, неожиданно найдешь старое письмо от того, кто когда-то был тебе дорог.
Веер «летучая мышь» — память о прошлом лете.
Кто-то порвал и бросил письмо. Поднимешь куски, и они сложатся так, что можно прочитать связные строки.
Люди хвалят того, кого ты любишь. Высокопоставленные лица находят его безупречным. Это так приятно!
Один человек — не слишком тебе близкий — прочел старинное стихотворение, которое ты слышишь в первый раз. Смысл не дошел до тебя, но потом кто-то другой объяснил его, к твоему удовольствию. А затем ты вдруг найдешь те самые стихи в книге и обрадуешься им: «Да вот же они!» Душу твою наполнит чувство благодарности к тому, кто впервые познакомил тебя с этим поэтическим творением.
Серебряные щипчики, которые хорошо выщипывают волоски бровей. Слуга, который не чернит своих господ.
Человек без малейшего недостатка. Все в нем прекрасно: лицо, душа. Долгая жизнь в свете нимало не испортила его.
Что говорить о дружбе между мужчиной и женщиной! Даже между женщинами не часто сохраняется нерушимое доброе согласие, несмотря на все клятвы в вечной дружбе.
Какие потрясающе современные заметки, знакомые вещи — свекровь, которая недолюбливает невестку, неудобные щипчики! Или сентиментальные воспоминания при виде старой кукольной посуды! Как все это нам понятно. Что ж, люди совсем не изменились…
Грустное: опять цитата из И. Можейко:
«Монастырь, нищета, безвестная смерть и забвение были уготованы этим женщинам. Много позже возник рассказ о последних годах жизни Сэй Сёнагон. Когда она покинула дворец и умерли все ее близкие, она оказалась никому не нужна. Как-то путник проходил мимо ее хижины. Оттуда выглянула изможденная старуха и крикнула: «Почем идет связка старых костей?»
Увы, такова реальность и жестокая правда жизни.
Но в одном уважаемый И. Можейко был неправ: забвение им не грозит. «Записки у изголовья» Сэй Сенагон переиздаются на всех языках и во всех странах, в том числе много раз выходили и по-русски.
И уж совсем близки к нам оказались ее мысли и чувства, когда некий почитатель завел для Сэй Сенагон живой журнал, и ежедневно выкладывал по одной ее записи.
Блог получился просто изумительный, и вписался в блогосферу, как будто для нее создан. Читатели с удовольствием включили его в свою френд-ленту и получали истинное наслаждение, когда вдруг среди повседневных бытовых записей и мусора политновостей — как глоток чистого воздуха попадалось бессмертное:
Так нет же, они там не поют, но стоит только покинуть дворец, и ты услышишь, какой гомон поднимают соловьи на сливовых деревьях самого невзрачного вида возле жалкой хижины.