Миновав Флоренцию, где он не без приятности провел несколько дней, моряк направился в Болонью. По его словам, это был:
Отличный торговый город со множеством народа и съестных припасов. Он построен в виде корабля, и башня заменяет мачту. Он окружен стенами, и никогда у болонцев не возникало желания построить еще форт или больверк из опасения, что под предлогом укрепления им вотрут очки, так что Болонья полагается на мужество и храбрость своего народа (подобно жителям древней Спарты, надо полагать).
Стоит заметить, что Стрейс постоянно рассуждает о том, много или мало съестных припасов имеется в том или ином городе; видимо, непростая моряцкая жизнь научила его тому, что
Путешественник отмечает, что в городе:
…процветает торговля, главным образом шелковыми товарами, коноплей (?), квасцами и прочим, чем полна страна. Улицы здесь широкие, и на перекрестках часто встречаются красивые колодцы. Дома снаружи кажутся старыми, внутри же они великолепны, не то, что у испанцев: с виду дворец, а внутри свиной хлеб.
Реклама
Вот что писал о Болонье историк Генри Мортон в своей книге «От Рима до Милана»:
Первые писатели-путешественники XVII века утверждали, что Болонья прославилась своими лютнями, колбасами и крошечными дамскими собачками. Как утверждал один путешественник, «создания эти были столь малы, что дамы носили их в муфтах, и места оставалось достаточно, чтобы держать там и руки», а другой путешественник, француз, отметил, что «дамы здесь очень красивы, правда, носы у них плоские, как у их собачек, зато очень хороши глаза». Болонские собачки, судя по всему, из породы мопсов: у них в щенячьем возрасте плоские носы. Иностранцам они представлялись настолько забавными, что их покупали и привозили домой. Болонская колбаса по-прежнему знаменита, у нас она называется Poloney, скорее всего, это искаженное слово «Болонья». Город гордится своей репутацией гастрономической столицы.
Реклама
Наш герой не упоминает ни о лютнях, ни о дамской красоте (однако зорким взглядом замечает красоту колодцев), ни о крошечных собачках (неужели мода на мелких собачек, как и многое другое, пришла из Италии?). Но он не оставил без внимания тот факт, что в городе:
…приготовляют сосиски (особый сорт мясной колбасы — добавляет автор), они славятся во всем христианском мире (к ним подходит глоток доброго вина), и нас хотели уверить, что они сделаны из ослиного мяса; но на их изготовление идет только наилучшая свинина и баранина.
Что еще привлекло внимание путника?
Здесь стоит наклонная башня, называемая Гарисенда (Garisenda) весьма искусно выстроенная. Далее, здесь много красивых церквей, самых великолепных во всей Италии; в них можно видеть много золотых и серебряных изображений.
Реклама
Я никогда не был в Болонье, и сначала подумал, что Стрейс перепутал Болонью с Пизой, в которой только что побывал, и, забыв рассказать про ее падающую башню, почему-то вспомнил о ней, что называется, «ни к месту, ни ко времени», оказавшись в Болонье.
На самом деле Стрейс ничуть не погрешил против истины. Башни в Болоньедействительно есть — и падающие, и самые обычные. Сейчас их, как пишут, двадцать, но когда-то, в XIII веке, насчитывалось более сотни. Наиболее известные из них — Азинелли (97 м) и Гаризенда (48 м), упомянутая нашим героем.
Почему, упомянув Гаризенду, он не упомянул другое, более высокое строение — Азинелли? Возможно, по тем же причинам, по которым не заметил наклонную башню в Пизе. Заметим, что по своей высоте Азинелли существенно выше Пизанской башни, превосходя ее почти на 40 м. Несмотря на свой рост и наклон, башня оказалась достаточно устойчивой и до нашего времени дошла едва ли не в первозданном виде.
Вот что пишет в своей книге историк и путешественник Генри Мортон:
Мрачными казались под дождем две странные наклонные башни, красиво названные Азинелли и Гаризенда — очевидно, несчастные влюбленные из Прованса, память о которых Болонья увековечила в центре города. Это были первые средневековые башни, которые я увидел в Италии. Если бы мне сказали, что там водятся привидения астрологов, ничуть бы не удивился. В ближайшем киоске купил открытку, на которой запечатлена реконструкция Болоньи времен Данте, когда такие башни, словно спаржа на грядке, росли по всему городу. В исторических книгах рассказывают, что башни эти строили средневековые аристократы в пику ремесленным гильдиям. Башни росли и становились все выше, так как каждый хотел переплюнуть соседа. Считается, что строительство обеих башен было начато в
РекламаXII—XIII вв. , причем более низкая была построена раньше своей товарки (что вполне логично, если предположить, что их начали возводить примерно в одно и то же время). Как будто, изначально Гаризенда достигала в высоту 60-ти метров, но из-за каких-то просчетов в конструкции ее пришлось укоротить.
О каких влюбленных говорил Мортон?
Романтическая история гласит, что в начале XI века в Болонье жил один юноша (разумеется, бедный). У него было несколько вьючных ослов, за что его и звали Азинелли (asino — осёл), и он доставлял материалы для городских строек (вообще-то, судя по описанию, юноша был не бедняком, а скорее представителем среднего класса).
Однажды он узрел в окне дворца прекрасную девушку и влюбился в нее. Несмотря на свою бедность (относительную) он решил просить у её богатого и знатного отца разрешения жениться на его дочери. Тот якобы ответил на просьбу юноши шуткой (судя по всему, показавшейся ему прикольной и, что самое главное, неосуществимой):
Молодой человек расстроился и впал в уныние. Но случилось чудо, и однажды, работая на реке, юноша обнаружил клад золотых монет. Не теряя времени даром, он тотчас же нанял строителей, и через девять лет в центре Болоньи выросла самая высокая башня, а молодой Азинелли смог, наконец, жениться на девушке своей мечты — благо денег хватило не только на стройку, но и на богатую свадьбу. (И, возможно, на интерьер и меблировку башни — хотя в этом, если учитывать размер сооружения, есть определенные сомнения.)
Но скорее всего Мортону рассказали совсем другую историю, потому что он говорит о паре из Прованса, в то время как Азинелли был местным, и называет влюбленных несчастными, хотя у этой истории финал счастливый. Какую именно? Увы, англичанин умолчал об этом…
Прожив два дня в Болонье, наш турист поехал в Феррару.
Феррара — малонаселенный город, бедный съестными припасами (что, несомненно, глубоко удручило нашего героя); там много пустырей — верный признак того, что жители не умножаются числом и благосостояние их не растет. Но там много прекрасных строений, большей частью по реке По, которая протекает стороной и наполняет городской ров. Город обнесен сильными больверками, в нем много широких и просторных улиц, по обеим сторонам которых имеются крытые ходы. Помимо этого там нет ничего особо примечательного.
Итак, у Феррары было славное прошлое (откуда иначе появились «прекрасные строения»?), однако унылое настоящее. «Золотой век Феррары» был связан с правлением рода д’Эсте,
Конец рода д’Эсте в Ферраре не сопровождался обычными сценами безумия или обнищания. Герцогство исчезло подобно лайнеру, наскочившему на айсберг и ушедшему на дно с непогашенными огнями и играющим оркестром, — пишет Генри Мортон (явный намек ан историю «Титаника»). — Не успел Альфонсо умереть, как был назначен папский посол. Так начались несколько столетий дурного администрирования (увы, бич не только нашего времени). Земля снова превратилась в болото, а несчастные ее обитатели оглядывались на герцогскую историю как на золотой век. Семья вместе с архивами переместилась в Модену, где продолжили свое существование потомки Альфонсо и Лауры Дианте.
Реклама
Следующим пунктом маршрута стала Киоджа (Кьоджа) — город, находящийся неподалеку от Венеции, конечного пункта назначения нашего героя.
«И тут на меня напал разбойник, отнявший у меня два рейхсталера, так что мне осталось не более гульдена на дорогу до Венеции», — пишет Стрейс.
Два ограбления за один туристический вояж по одной из самых цивилизованных стран тогдашней Европы — это, пожалуй чересчур. Современным туристам тоже приходится время от времени сталкиваться со случаями обмана, мошенничества и даже карманных краж, но вооруженное ограбление все-таки является сейчас чем-то вопиющим (ну, или хочется на это надеяться).
Как мог выглядеть итальянский разбойник, напавший на Стрейса? Снова читаем Артуро Переса-Реверте:
Он был далеко не первой молодости — сильно за тридцать, и на смуглом небритом лице лежала печать той же свирепости, что и у его дружков. В точности, как они — и в этом состояло едва ли не главное отличие итальянских душегубов от нашенских (т.е. испанских), — обвешан ладанками, медальонами, скапуляриями (что это такое, если честно, так и не понял, но очевидно, что речь идет о предмете церковного обихода), распятиями, свисавшими с полей его шляпы, с воротника и петель его грязного полукафтанья.
(Судя по всему, разбойники были богобоязненными людьми, несмотря на свое ремесло — что, впрочем, не в диковинку, если вспомнить пресловутых «новых русских» из 90-х.)
Чем же закончилось путешествие парусных дел мастера по Италии? Оставшиеся у него деньги (то ли разбойник решил проявить благородство, то ли просто не нашел их) моряк потратил на то, чтобы нанять лодку до Венеции и, по его словам, наконец-таки «добрался до обетованной земли», где вскоре поступил на службу на корабль, которым командовал его соотечественник, голландский капитан.