В апреле 1934 года драматург прочел новую пьесу артистам, причем их реакция была неоднозначной. В письме другу Булгаков сообщает:
Очень понравился всем первый акт и последний. Но сцены в «Блаженстве» не приняли никак. Все единодушно вцепились и влюбились в Ивана Грозного. Очевидно, я что-то совсем не то сочинил.
Иногда такую реакцию артистов объясняют чисто политическими соображениями: мол, будущее, которое по представлениям советских людей, не могло быть иным, нежели светлым и коммунистическим, показано у Булгакова недостаточно привлекательным, к тому же откровенно скучным, и слушатели просто испугались того, что пьесу не пропустит цензура.
Что же, это тоже могло оказать свое влияние. Но достаточно вероятен и другой вариант: картина будущего, изображенная драматургом, артистам на самом деле не понравилась.
Конечно, Булгаков был выдающимся литератором, но даже люди такого калибра испытывают творческие неудачи, не говоря уже о том, что публика, тем более театральная, часто бывает капризна, прихотлива и близорука. При жизни автора эта пьеса не ставилась на сцене и не публиковалось. И была напечатана лишь в 1966 году; считается, что ее сюжет лег в основу нового произведения драматурга — знаменитого «Ивана Васильевича».
Итак, М. А Булгаков создал целых две пьесы о путешествии во времени: в одной из них герои путешествуют в будущее, в XXIII век, в другой — в прошлое, в XVI-й, во времена Ивана Грозного. Можно ли их рассматривать как своего рода сериал о путешествиях во времени, наподобие голливудских кинолент «
Что же, попробуем разобраться. Самым важным для нас является тот факт, что в пьесе действуют те же самые основные персонажи, что и в «Иване Васильевиче». Правда, некоторые из них фигурируют под другими именами.
- Изобретатель машины времени из «Ивана Васильевича» — это инженер Рейн, правда, зовут его Евгением Николаевичем.
- Бунша (в обоих пьесах он именуется Бунша-Корецкий) носит имя Святослав Владимирович.
- Жорж Милославский назван Юрием (каковым он, впрочем, и был, поскольку Жорж — производное от Георгий).
- А стоматолог Шпак — совслужащий Михельсон.
Сновидение — один из основных лейтмотивов пьес Булгакова. Его знаменитый «Бег» имеет подзаголовок «Восемь снов», а в «Иване Васильевиче» путешествие в эпоху Ивана Грозного оказывается сновидением. Странствия во времени в «Блаженстве» происходят наяву, в реальности — литературной, разумеется; однако пьеса имеет подзаголовок «Сон инженера Рейна».
Инженер Рейн — личность с более активной жизненной позицией, чем Шурик из фильма Гайдая. Он не просто отправляет людей в другие эпохи, но и сам становится путешественником во времени.
«Блаженство» у Булгакова — это не состояние, в котором пребывают люди будущего, как можно было предположить, а топоним, название части «Москвы Великой» (Москва-Сити?), в которую попали гости из прошлого. Вот как описывает место, куда попали гости из прошлого, автор пьесы:
На чудовищной высоте над землей громадная терраса с колоннадой. Мрамор. Сложная, но малозаметная и незнакомая нашему времени аппаратура (айфоны и ноутбуки, быть может?). За столом, в домашнем костюме (это важно!), сидит Народный Комиссар Изобретений Радаманов. Над Блаженством необъятный воздух, весенний закат.
Реклама
Картина будущего не слишком впечатляет, как не впечатлила она и артистов Театра сатиры, потому что мы не видим практически ничего, за исключением мелких деталей и презентаций общего характера. В принципе, общество XXIII века, показанное Булгаковым, в чем-то напоминает коммунизм, каким его видели основатели утопического социализма — Фурье и Оуэн.
Победил ли коммунизм на всей планете в XXIII веке? Автор прямо не называет общество, в которое попали герои, коммунистическим, но некоторые признаки этого строя в пьесе все-таки существуют.
Бунша:
— А общество ваше бесклассовое?
Радаманов:
— Вы угадали сразу — бесклассовое.
Бунша:
— Во всем мире?
Радаманов:
— Решительно во всем.Реклама
Классики марксизма говорили об отмирании в будущем государства («Государство не „отменяется“, оно отмирает», — писал Фридрих Энгельс). И действительно, пришельцы с удивлением узнают, что в новом обществе нет ни милиции, ни профсоюзов. Бюрократия в «Блаженстве» тоже отменена.
Но существовать без каких-либо форм организации (или самоорганизации?) никакое, даже самое бесклассовое, общество не в состоянии, поэтому на планете существует Совет Народных Комиссаров. Радаманов — один из членов этого Совета, Народный Комиссар Изобретений, берет под свою опеку гостей из далекого ХХ века.
Если есть комиссар изобретений то, логично предположить, должны существовать и сами изобретения, но с ними как раз не слишком здорово. Небоскребы в будущем строить научились — как мы уже знаем, «Блаженство» расположено «на чудовищной высоте» (впрочем, людям из 30-х годов ХХ века современная дубайская «Бурдж-Хали́фа» высотой 828 метров наверняка показалась бы чудовищной, равно как и еще недостроенное здание Лахта-центра в С.-Петербурге).
Что касается остальных достижений научно-технического прогресса, то кроме «малозаметной и незнакомой аппаратуры», мы их видим не так уж и много: большие аэропланы, маленькие летательные аппараты (один из них Милославский прихватит с собой в прошлое) и переговорное устройство, отдаленно напоминающее современный телевизор. Как бы то ни было, Милославскому ни разу не представляется случай произнести свою знаменитую фразу: «Видел чудеса техники, но такого никогда!»
Согласно пьесе, некоторые детали быта остались неизменными: люди XXIII века курят (Куда смотрит Народный Комиссар здоровья? Или такого в «прекрасном далеко» нет?), имеют портсигары и носят часы. Впрочем, в отличие от 1930-х, в новой Москве большое значение придается сохранению «приватности»: в гости без предупреждения обычно не ходят, и прежде чем заявиться с визитом, визитер должен с помощью специального аппарата подать хозяину сигнал.
Про высохшие болота и свирепых диких зверей, в одночасье утративших свою одичалость и свирепость, в пьесе ничего не говорится, однако без лимонада, обещанного Фурье, люди будущего не остались. Впрочем, Милославский, которому довелось отведать этот «нектар богов», остался не слишком доволен.
Тем не менее в «Блаженстве» пьют и более крепкие напитки, преимущественно шампанское. Судя по всему, лимонад в морях-океанах, обещанный Фурье,
Анна (секретарь Радаманова):
— Вы пьете спирт?
Милославский:
— Кто же откажется?
Анна:
— Ах, это интересно. У нас, к сожалению, его не подают. Но вот кран. По нему течет чистый спирт.
Как выясняется, в новом мире по-прежнему отмечают 1 мая, однако само празднование имеет некоторую специфику, потому что его участники одеваются во фраки и бальные платья и пьют шампанское.
Бунша:
— Все это довольно странно. Социализм совсем не для того, чтобы веселиться. А они бал устроили. И произносят такие вещи, что ого-го-го… Но самое главное — фраки. Ох, прописали бы им ижицу за эти фраки!
Возможно, Бунша и не был так уж неправ, когда возмущался фракам на балу, ощущая их неправильность и, не исключено, своего рода «инфернальность».
«Бал же в честь 1-го мая, на котором веселятся пролетарии во фраках, напоминает о Вальпургиевой ночи на 1-е мая, празднике весны древнегерманской мифологии, в средневековой демонологии трансформировавшемся в великий шабаш (праздник ведьм) на горе Брокен в Гарце», — можно прочесть в «Булгаковской энциклопедии». —
Дальнейшее развитие тема 1 мая и Вальпургиевой ночи получила в «Мастере и Маргарите», где Воланд и его свита прибывают в Москву после шабаша на Брокене".Реклама
Новая Москва встретила незваных гостей достаточно приветливо: Рейна сразу же признали гениальным изобретателем и обещали:
Все ваши потребности и все ваши желания будут удовлетворяться полностью, независимо от того, чего бы вы ни пожелали.
Выходит, не все жители будущего равны, и чьи-то потребности и желания не удовлетворяются или удовлетворяются, но не полностью? Как тут не вспомнить известную фразу: «Все люди равны, но некоторые равнее других».
Милославский позиционировал себя как артист и начал выступать с чтением стихов Пушкина (точнее, одной строки из них), которые он выдавал за свои. И даже Бунше, несмотря на отсутствие прописки и ЖЭКов, обещали найти какое-нибудь применение.
Появляется в пьесе и любовная линия: дочь Радаманова, Аврора, влюбилась в Рейна, а секретарша комиссара завязала роман с Милославским. Описанное Булгаковым грядущее было, не в пример будущему из романов братьев Стругацких — таких, например, как «Полдень, XXII век», аморфно, скучно, беспроблемно и почти бесполо. И люди из прошлого — живые, пылкие и непредсказуемые — произвели сильное впечатление на прекрасную половину «Блаженства».
Саввич, директор Института Гармонии и бывший жених Авроры, был пассионарием по меркам своей эпохи, и, возможно, именно поэтому Аврора проявляла раньше к нему интерес. Но гость из прошлого со своей машиной времени поразил девушку намного сильнее, чем адепт всеобщей гармонии.
Аврора:
— Мне надоели эти колонны, мне надоел Саввич, мне надоело Блаженство! Я никогда не испытывала опасности, я не знаю, что у нее за вкус! Летим!
Продолжение следует…