Вот и пример из произведения той эпохи, «Удивительных историй» Жедеона Таллемана де Рео.
Барон д’Аспремон, родом из Шампани, дрался однажды чуть ли не три раза в один и тот же день. Утром он убил человека и был легко ранен в бедро; в полдень он садится за стол герцога Энгиенского, на службе которого состоит; рана его беспокоит; он не может есть; тут он стал забавляться, бросая катышки хлеба в одного из своих друзей, и по досадной неосторожности угодил в лоб не помню уж какому храбрецу, который впервые появился в этом доме. Человек этот… требует объяснения. Аспремон отвечает, что дает объяснение лишь со шпагой в руке. Они идут на Отейский луг; там Аспремон ранит противника в руку и обезоруживает его. Но не успел он возвратиться, как выясняется, что капитан гвардии герцога Энгиенского ищет секунданта, он берет Аспремона, но, когда они шли к месту поединка, их разлучили
.Реклама
Три дуэли в один день, как и у д’Артаньяна в романе Дюма, все-таки не случилось, и нам остается только догадываться, обрадовался этому доблестный барон или же, наоборот, искренне огорчился. Между прочим, герой рассказа Рео даже не был гасконцем или уроженцем Беарна («родом из Шампани»).
Что было причиной ссор? Чаще всего, как и в случае дуэли де Реца, соперничество из-за женщины, оскорбления (действительные и мнимые), нанесенные чьей-либо чести, споры за карточным столом, денежные долги, расхождение во мнениях или взглядах, неосторожные слова и действия или просто то, что юристы называют «острой взаимной неприязнью».
Создается впечатление, что иногда дуэли возникали лишь потому, что соперники были слишком пьяны, разгорячены и не могли контролировать свою драчливость и агрессию. (Вспомним слова Портоса: «Я дерусь просто потому, что дерусь».) Приходится признать, что благородные дворяне порой вели себя, как задиры из старого ковбойского анекдота.
— Вы что-то сказали мне, мистер? Нет? Значит, вам нечего мне сказать?
— Ну, настоящему мужчине всегда есть что сказать. Если, конечно, он — настоящий мужчина!
Приключения нашего главного героя, будущего кардинала де Реца, продолжились, и он ввязался в новую дуэль.
Из-за сущей безделицы (!) я затеял ссору с Праленом, мы дрались в Булонском лесу, с неописанным трудом избавившись от тех, кто вознамерился нас арестовать, —
пишет де Рец. — Прален сильно поранил меня шпагой в шею, я с не меньшей силой поразил его в руку. Конюший моего брата, Мейанкур, бывший у меня секундантом, раненный в нижнюю часть живота и обезоруженный, и секундант Пралена, шевалье Дю Плесси, положили конец поединку. Я старался как мог придать огласку дуэли, даже заранее приготовил свидетелей, но против судьбы не пойдешь, никто не подумал даже их допросить.Реклама
Жедеон Таллеман де Рео в своих «Занимательных историях» рассказывает об этом поединке несколько иначе.
Аббат де Рец дрался также с аббатом де Праленом, ныне маркизом де Праленом. Он вышел победителем, но граф д’Аркур, который был секундантом у Пралена, взял верх над секундантом аббата де Реца
.Реклама
Похоже, один из рассказчиков — или сам де Рец, или автор «Занимательных историй» — явно что-то запамятовал.
За год до этой у де Реца произошла еще одна дуэль.
Я отправился в Фонтенбло травить оленя… и, так как лошади мои сильно устали, я нанял почтовых, чтобы вернуться в Париж. Моя лошадь оказалась проворнее, нежели у моего наставника и лакея, которые меня сопровождали, и я первым прибыл в Жювизи, где велел оседлать лучшую из тамошних лошадей. Кутенан, капитан небольшого отряда королевской легкой конницы, человек храбрый, но сумасбродный и злокозненный, прибывший из Парижа также на почтовых, приказал конюху снять мое седло и заменить своим. Подойдя к нему, я объяснил, что уже нанял эту лошадь, но так как на мне была простая черная одежда с гладким воротничком, он принял меня за того, кем я и в самом деле был, то есть за школяра, и вместо всякого ответа с размаха отвесил мне пощечину, разбив мне лицо в кровь.
Реклама
Из «Трех мушкетеров» Дюма мы знаем, как мало церемонились бравые офицеры со священниками, тем более — молодыми клириками и студентами богословия.
Я схватился за шпагу, он — за свою; после первых же ударов, которыми мы обменялись, он, поскользнувшись, упал; пытаясь удержаться, он кистью руки ударился об острый край какой-то деревяшки, шпага его отлетела в другую сторону. Я отступил на два шага и предложил ему поднять шпагу; он так и сделал, но поднял ее за лезвие, а мне протянул рукоятку, рассыпавшись в извинениях. Он еще удвоил их, когда прибыл мой наставник, объяснивший ему, кто я такой. Кутенан повернул обратно в Париж и отправился к Королю… чтобы рассказать Его Величеству это маленькое приключение
.Реклама
Можно вспомнить, что в романе Дюма Людовик XIII тоже с большим удовольствием слушал рассказы своих приближенных о дуэлях и схватках, в первую очередь между своими мушкетерами и гвардейцами кардинала, и радовался, когда люди Ришелье терпели поражение.
— Трое королевских мушкетеров, из которых один был ранен, и с ними один мальчик устояли против пятерых самых прославленных гвардейцев господина кардинала и даже уложили четверых из них, — рассказывает де Тревиль, капитан (а точнее, капитан-лейтенант) мушкетеров.
— Да ведь это победа! — воскликнул король, просияв. — Полная победа!
Таллеман де Рео, хорошо знавший де Реца (правда, иногда путающийся в деталях), рассказывает еще про одну его дуэль.
В ту пору кто-то предложил Аббату (де Рецу) жениться не помню уж на какой знатной наследнице, немке и католичке… Ее родичи лютеране притесняли ее и хотели выдать за некоего веймарца, который в то время обучался верховой езде в Париже… Аббат пустился в путь и переговорил с девицей; он даже подрался на дуэли с этим веймарцем и одержал над ним верх — не ловкостью, а храбростью, ибо не уступает в доблести принцу Конде…
Реклама
Я слышал от него самого, будто противник сказал ему: «Я быстро вас одолею, вы взялись не за свое дело». — «Тем не менее, — добавил коадъютор — он оставил, не думаю, чтобы нарочно, широкую кожаную перевязь, не будь которой, я бы сильно его поранил, ибо удар пришелся как раз по ней. Все это он мне рассказывал, не называя имен, и я так и не узнал причины их ссоры.
Дуэли в ту эпоху запрещались королевскими эдиктами и указами парижского парламента, но это мало кого останавливало. Влиятельные покровители, неповоротливость следствия, коррумпированность или попустительство властей помогали спустить дело на тормозах, не говоря уже о том, что дуэлянты всегда могли сослаться на то, что
Как мы видим, де Рец, будучи юношей тщеславным, не только не пытался скрыть свои дуэли, но скорее афишировал их, надеясь на то, что его связи помогут избежать наказания, что, собственно, и происходило. Правда, де Бутвиля, несмотря на всю его родовитость, казнили. Но следует признать, что он сам сделал все для того, чтобы это произошло, бросая открытый вызов закону и самому кардиналу, чего тот, разумеется, не мог допустить.