Перейти к предыдущей части статьи
Любимый персонаж древнегреческих анекдотов — педант, «ученый дурак». Вот одна из историй о нем.
Двое трусливых педантов спрятались, один — в колодце, другой — в камыше. Солдаты спустили в колодец шлем, чтобы зачерпнуть воды; педант подумал, что это спускается солдат, стал просить пощады, и его схватили. Солдаты сказали, что если бы он молчал, они бы прошли мимо него, не заметив. Тогда педант, спрятавшийся в камыше, закричал: «Ступайте же мимо меня, ведь я молчу».
Удивительно, что беглецы названы «трусливыми» — по современным представлениям, в бегстве перед лицом противника, если он превосходит вас в количестве или качестве, нет ничего постыдного.
Отметим, что сама ситуация с бегством от врагов и попыткой спрятаться в колодце оказалась востребована в российском фольклоре, в частности, в серии анекдотов о Василии Ивановиче Чапаеве.
Василий Иванович Чапаев и Петька спасаются от белых. За неимением других вариантов они забрались в колодец и сидят там. Подходят белые к колодцу и обсуждают:
— Куда это они подевались? Может, они в лес пошли?
Петька из колодца откликается:
— В лес пошли, в лес пошли, в лес пошли…
— А может, они уже удрали и мы их не найдем?
— Дем, дем, дем…
— А может, гранату в колодец кинуть?
— А может, они в лес пошли, в лес пошли, в лес пошли…
Спасаются Петька и Чапаев от солдат. Бегут, бегут, видят колодец, спрятались туда и ждут. Урядник подходит к колодцу, смотрит туда и спрашивает:
— Есть тут кто?
Чапаев толкает Петьку в бок, мол, изображай эхо. Раздается эхо:
— Есть тут ктооо… есть тут ктооо…Реклама
Урядник кричит:
— Сейчас гранату вниз кину!
Снова эхо:
— Не нааадооо… не нааадооо…
Современные анекдоты, разумеется, смешнее: во-первых, в них действуют хорошо знакомые нам персонажи, а во-вторых, если в греческом анекдоте высмеивается глупость педантов, то в «панчлайне» историй о Василии Ивановиче обыгрывается скорее хитрость героев, впрочем, тоже достаточно незамысловатая (попытка изобразить эхо).
Еще один из персонажей античного фольклора — философ (а точнее, человек с философским складом мышления), которого составители сборника почему-то называют «шутом» или «ворчуном».
Шут увидел плохого учителя грамоты и, подойдя к нему, спросил, почему он не обучает играть на кифаре. Тот сказал: «Я не умею». Шут возразил: «А как же ты учишь грамоте, если не умеешь?»
У шута в бане попросили скребницу двое людей; одного он не знал, а другого знал как мошенника. Шут сказал: «Тебе не дам, потому что я тебя не знаю, а тебе — потому что я тебя знаю».
Почему герой анекдота не назван «педантом»? Скорее всего, потому, что он говорит не глупости, а вполне разумные вещи.
Можно задать другой вопрос: почему он в таком случае назван именно шутом? Выскажу следующую догадку: когда умное суждение высказывает мудрец или философ — это уже не анекдот, а притча, то есть другой жанр, менее смешной. Философствующий шут (скорее всего, киник) — это намного смешнее, чем мудрствующий философ. Тем более что речь идет о ситуации, в которой мудрец, даже если бы ему пришла в голову та же самая мысль, едва ли прямо высказал бы ее в лицо собеседнику («что у мудрого на уме…»).
А вот анекдот, персонажем которого является «ворчун». Кстати, а кто такой ворчун в представлении древних греков?
Ворчливость — это недовольство некстати всем, что тебе предлагают, а ворчун вот какой человек… Случись ему найти на дороге кошелек, он говорит: «А вот клада-то я никогда еще не находил!» — писал древнегреческий ученый Феофраст.
Реклама
Итак, анекдот:
Некто разыскивал ворчуна; тот крикнул:
— Меня здесь нет!
Искавший засмеялся и сказал:
— Неправда: я слышу твой голос.
— Негодяй, — сказал ворчун. — Если бы это сказал мой раб, ведь ты бы ему поверил; значит, я, по-твоему, меньше заслуживаю доверия, чем он?
Ворчун на самом деле — это тот же философ, с той оговоркой, что его логика парадоксальна, а свои представления о жизни он использует, что называется, невпопад.
А вот современный аналог этого анекдота (заимствовано из книги Т. Каткарт «Как-то раз Платон зашел в бар… Понимание философии через шутки»):
Придя домой, Морти обнаруживает свою жену в постели со своим лучшим другом Лу. Морти изумленно открывает рот — и тут голый Лу, выскакивая из постели, говорит:
— Морти, друг! Прежде чем ты что-нибудь скажешь, признайся, чему ты веришь — мне или своим глазам?
Автор сопровождает текст следующим комментарием:
На первый взгляд он (анекдот) кажется очаровательной глупостью, но при ближайшем рассмотрении оказывается, что он затрагивает наиболее актуальный вопрос британской эмпирической философии — вопрос о том, на какие источники информации мы склонны полагаться.
Ну, разумеется, без британских ученых и философов и тут не обошлось.