Этот замок неповторим, прежде всего, разнообразием архитектурных стилей, которые были применены при его постройке. Величественный и изысканно-красивый, он круглый год привлекает к себе туристов. Впрочем, обо всём по порядку…
День постепенно подходит к концу, и нас незаметно начинают окутывать сумерки. Круиз близится к завершению, все уже устали от экскурсий и хотят побыстрее попасть домой. Даже мой Nikon 5100, с которым я не расставалась целую неделю, словно обрел человеческую сущность. Он глядит на меня своим усталым объективом и будто спрашивает: «Может, хватит уже снимать?»
А снимать-то и нечего! Ни видов, ни сюжетов. Уткнувшись подбородком в ограждение на верхней палубе, я безучастно взираю на волны, которые появляются по ходу движения нашего теплохода.
— Скучаем? — на палубе возникает ведущая радиоэфира Лариса Геннадьевна Иванова.
В принципе, она и диктор, и администратор, и помощник директора круиза, и ведущая кружка «Творческая мастерская», и Бог его ведает чего ещё. Про таких, как она, говорят: «На все руки от скуки». Насчёт скуки я не уверена, потому что Лариса Геннадьевна всегда улыбчива, доброжелательна, в её голове постоянно носится масса идей. А может быть, они там не носятся, а чинно шагают друг за другом. А может, бегают наперегонки… Я не знаю.
В этот раз, поглядев на моё совершенно безэмоциональное лицо, Лариса Геннадьевна на секунду исчезает в радиорубке и уже оттуда подает мне бинокль: «Гляди!»
Я начинаю рассматривать видавшую виды тяжёлую профессиональную «бэпэвэшку», знакомую любому речнику и моряку с советских времён, и пожимаю плечами: мне и без этой махины известно, что все члены большой семьи Ларисы Геннадьевны связаны с судоходством. С долей разочарования протягиваю ставшую уже почти раритетной вещицу назад: чего я, спрашивается, не видела в этом обшарпанном корпусе?
— Тьфу ты! — с досады восклицает хозяйка невзрачной на первый взгляд оптики. — Ты не НА бинокль смотри, а В него.
Я подношу бинокль к глазам и… впадаю в ступор. Оптика, способная на десятикратное увеличение, вдруг показывает мне что-то удивительно красивое. На берегу стоит какое-то сказочное здание, ну точь-в-точь сделанное из деталей знаменитого конструктора LEGO. Только детали, соответственно, будут побольше.
— Ну? — выжидательно смотрит на меня Лариса Геннадьевна.
— Там домик какой-то, — восхищённо произношу я, — словно из сказки…
— Домик! — перебивает меня наш администратор, у которой ещё тысяча и одно занятие на нашем теплоходе. — Домик! Нет, люди добрые, вы только послушайте, до-мик! Это, если хочешь знать, знаменитый Шереметевский замок. Единственный, между прочим, в Европе, выстроенный в стиле архитектурной эклектики.
— Архитектурной чего? — я перевожу бинокль на свою собеседницу и… вижу только золотую серёжку в её ухе. Биноклю с его фантастической способностью увеличивать всё подряд, безразлично что приближать: зáмок — так зáмок, ухо — так ухо.
— Эклектики, — повторяет Лариса Геннадьевна тоном, в котором слышны укоризненные нотки: «Эх, молодёжь, чему вас только в школе учили?» Для неё я действительно «молодёжь», потому что Ларисе Геннадьевне… Ой, нет, не будем продолжать тему возраста.
Я возвращаю старую оптику хозяйке и чувствую, как у меня внутри медленно-медленно разгорается желание попасть в этот красивый замок обычным, то есть сухопутным, видом транспорта. Тем более что около замка пристани я даже в такой мощный бинокль, как «БПВ», не увидела. Значит, по-другому туда просто не добраться!
* * *
— А раньше здесь, в Юрино, были две пристани, — словоохотливая женщина-экскурсовод выводит нас на балкон, с которого видна Волга. — «Метеоры» ходили по расписанию, «Ракеты» на подводных крыльях. Бывало, что по спецзаказу и теплоходы причаливали.
Туристы, которые все до единого прибыли сюда на машинах, недоверчиво качают головами.
— Не верите? — удивляется экскурсовод. — А зря! У нас здесь и аэропорт местных линий был. Больших самолётов, конечно, не было, а вот «Ан-24» и «Як-40» — эти были в большом почёте и поднимались в воздух регулярно.
— А куда они делись? — в разговор вступает самый маленький турист, лет восьми.
— В перестройке всё дело, — качает головой экскурсовод, — а за ней лихие девяностые годы не замедлили явиться. Вот так всё потихонечку в упадок и пришло.
Малыш не понимает, чего такого плохого могла натворить тётя с непонятным именем Перестройка и уж тем более никак не возьмёт в толк, чем таким лихим отличались какие-то девяностые годы. Поэтому он настойчиво принимается дёргать экскурсовода за руку: «Пойдём лучше картины опять смотреть!»
— Пойдём, — соглашается она, и мы возвращаемся в зал, из которого вышли на балкон.
— В картинной галерее, — доносится до нашей группы мягкий голос, — можно увидеть только списки с оригиналов. Сами же картины находятся в музеях Москвы и Санкт-Петербурга. Но художники, которые делали копии с известных картин, были настолько талантливы, что только очень хорошо разбирающийся в изобразительном искусстве специалист сумеет отличить копию от подлинника. Впрочем, смотрите сами: полотна таких известных художников, как Левицкий, Рокотов, Боровиковский, скопированы блестяще!
Место, в котором стоит понравившийся мне замок, называется Юрино. Поэтому шикарную Шереметевскую усадьбу чаще называют проще — Юринским замком. Моя мечта, которая запала в сердце ещё на теплоходе, осуществилась. И для её воплощения в жизнь пришлось преодолеть почти 300 км далеко не по самой гладкой дороге. Но оно того стоило: замок действительно оказался сказочно красивым.
Правда, сложилось такое впечатление, что его постоянно то достраивали, то перестраивали, то вносили какие-то поправки в архитектуру. Ведь то, что досталось когда-то предводителю нижегородского дворянства Сергею Васильевичу Шереметеву, было просто земельным угодьем.
«И только?» — сам собой напрашивается вопрос. «Да, представьте себе», — ответ будет столь же лаконичен. В самом деле, зачем богатому человеку кусок земли? Не амбарные же постройки здесь возводить! Это место с потрясающим видом на Волгу достойно того, чтобы здесь стоял даже не дворец. Замок!
Если бы можно было перефразировать слова
Сказано — сделано! И вот для разработки макета приглашаются архитекторы. В основном иностранцы. Но то ли хозяину не нравилось то, что ему предлагали, то ли заграничные специалисты не спешили, только замок был выстроен через целых тридцать лет после утверждения первого макета.
(Кто там частенько ругал советские долгострои? Оглянитесь, милостивые господа, в прошлое: 150 лет назад в России-матушке процветали такие же долгострои, как и в советское время. Шереметевский замок — замечательное тому доказательство.)
Когда обладателем замка стал внучатый племянник вышеозначенного титулованного дворянина Василий Петрович Шереметев, а было это уже в 1860 году, ему пришлось не по вкусу такое нерачительное отношение к Его Величеству Времени. По своей натуре он был человеком весьма деятельным и не терпящим проволочек. А посему, не успев подписать документы, в которых Василий Петрович значился уже как владелец данных земель, первое, что он сделал — это занялся реконструкцией сначала хозяйственных построек, а в 1874 году его руки, наконец, дошли до замка.
Подросший к тому времени сын Пётр, оказался весьма сметлив в строительном деле. Угрюмый замок вскоре засиял яркими весёлыми огнями. Это Пётр выписал из Германии мастеров «дела электрическаго», которые сначала полностью электрифицировали здание, а затем помогли провести несколько телефонных линий.
«Эклектика, — вспоминаю я, бродя по замку, слова Ларисы Геннадьевны, — это сочетание разных стилей, порой даже несоответствующих друг другу».
Какое там несоответствующих! Нам кажется, что в этом волшебном замке всё соответствует и компонуется как нельзя лучше: и неоготика, и восточный стиль, и древнерусский, и барокко.
Любитель разного рода новшеств, Василий Шереметев, приказал вести строительство не из обычного кирпича, а из «закалённого» (проще — из обожжённого), посчитав, что именно такой кирпич придаст замку необычный вид. А Пётр, увлеченный идеей постройки небывалого по своим размерам и масштабам здания, самолично разработал обогревательную систему.
Всего в замке насчитывается девять каминов. И у каждого имеется свой дымоход, а стало быть, и отдельная труба на крыше. Кстати, все до единого камины в Шереметевском замке действующие, так что, если бы ввиду суровых зим их пришлось затопить — здание в сто с лишним комнат нагрелось бы куда быстрее, чем от батарей центрального отопления, которые в замке, конечно же, сейчас тоже есть.
К сожалению, Петр, который с детства страдал болезнью почек, ушёл из жизни очень рано и не смог увидеть воплощения в жизнь вс��х своих планов, касающихся замка. Родители же, которым оставаться в Юрино было в тягость, покинули эти места навсегда.
— А есть ли наследники Шереметевых в настоящее время? — интересуется кто-то из туристов.
— А как же! — не без удивления восклицает экскурсовод. — Живут и здравствуют поныне. В основном, за границей, конечно. С наследниками Шереметевых, которые проживают в Марокко, дирекция музея, который сейчас располагается на территории Шереметевского замка, какое-то время вела переписку. Но проживающие вдалеке от России потомки Сергея Петровича Шереметева, в которых течет дворянская кровь, не заинтересованы в восстановлении бывшего родового гнезда.
Так и стоит в Юрино красивейший замок, на котором красуется табличка «Охраняется государством». На самом же деле возрождают замок местные и заезжие меценаты («спонсоры», по-нынешнему). Да ещё любители искусства, которые пытаются привести в порядок памятник архитектуры, основываясь на чистом энтузиазме.
А государству… Государству не до Шереметевского замка. У правителей собственные замки имеются. Вот и получается, что на студентов с их небольшими стипендиями да на волонтеров из Юрино и близлежащих небольших городов вся надежда.