Те, кто выжили на Великой войне среди пулемётов, самолётов, цеппелинов и газовых атак, с полным основанием считали своё выживание чудом. И очень сомневались, что чудо это имеет божественную природу. Ведь молитвы в боях не спасали. Смерть не разбирала званий, рас и религий.
Равно уязвимыми были на фронте и солдаты — полуграмотные работяги да крестьяне, и офицеры — образованный класс. Одинаково гибли от пуль и осколков что белые европейцы, что чёрные до синевы сенегальцы, что смуглые индийцы.
И феминистки неожиданно для себя победили. Женщины, к которым до войны относились с лёгкой усмешкой или плохо объяснимой злобой — слабый ведь пол, успешно заменили мужчин там, где, казалось, им не было места в силу их природы: у станков и на тяжёлых работах.
В общем, следовало задуматься, так ли жили до войны. И чаще всего люди понимали: нет, не так. Не надейся на будущее, его может не оказаться! Не строй абстрактных планов! Живи моментом! На бога, конечно, надейся, но и сам не плошай!
Десять послевоенных лет часто называют «ревущими двадцатыми». И они, действительно, вовсю ревели. Подали свой голос автомобили, которые стали доступны всем слоям общества, массовым средством коммуникации стало радио. И, конечно, отовсюду, из каждого увеселительного заведения, которых развелось видимо-невидимо, гремела музыка.
До войны эта музыка, весь этот джаз, показались бы какофонией. Но сейчас такое было в самый раз. Новую музыку не надо было слушать в концертных залах, нарядившись словно на приём к королевской особе. Можно было пойти в кабак, то есть в кабаре, где подавали вино и где позволительно было после бокала вина от души выдать чучу на танцполе под лихую негритянскую музыку.
У женщин уже хватало смелости не ждать приглашения кавалеров. Под такую музыку можно было и одной танцевать или в паре с подружкой, весело размахивая руками и высоко поднимая ноги. Благо фасон новых платьев, укороченных почти до колена, позволял это делать ловко и красиво. Мир захватил не империализм и не социализм. Мир захватил чарльстон.
Этот весёлый танец получил своё название от города Чарлстон (Charleston) в американском штате Южная Каролина. По меркам истории США Чарлстон — город старый. Он был основан в 1670 году переселенцами из Англии и назван в честь короля Карла II (1630−1685), правившего в то время.
Чарлс Таун был первым городом на большом куске земли, который король даровал в 1663 году восьми лордам, поддержавшим его возвращение на престол после революции, в ходе которой был убит его отец, Карл I (1600−1649). В честь Карла I подаренные земли назвали колонией Каролина. Позже, в 1729 году, Каролина разделилась на Северную и Южную. Вот какая выявляется дальняя, через 300 лет, связь между британской монархией и легкомысленным танцем!
По традиции местом рождения чарльстона считают сиротский приют Дженкинса (Jenkins Orphanage). Чёрные дети-сироты играли на благотворительных вечерах в духовом оркестре. И пританцовывали, как могли. Они же были дети!
Но местная музыка так и осталась бы местной достопримечательностью города Чарлстона, если бы она не попала на Бродвей. На основе простенькой мелодии чернокожий композитор Джеймс П. Джонсон (1894−1955) написал песню «Чарлстон», которая, прозвучав в шоу «Runnin' Wild», мгновенно превратилась в хит. А одноименный танец на ту же мелодию и в том же ритме стал стремительно завоёвывать популярность.
Больше всего электризовало публику, что чарльстон был вроде бы женский танец. Раньше такого не бывало! Его могли танцевать в одиночку или парой девушки, которых в обществе стали называть «flappers» (что по-английски означает «хлопушки»). Название вроде бы презрительное. Если судить по-старому, женщина не может танцевать без кавалера. И если танцует одна, значит, ищет спонсора, значит, проститутка. Одно из значений слова «flapper» было «распутница». Это возбуждало!
Между тем старое рассуждение о нравственности девушки, танцующей в одиночестве, оказывалось неправильным. Эмансипированные девушки-флапперы, как правило, работали, и поэтому средства к существованию у них имелись. И мечтали они не столько о супруге-кормильце, сколько о друге сердечном. А поскольку «хлопушки» были девушки простые, то на неуважительные приставания могли ответить просто, но чувствительно. Кстати, ещё одно значение слова «flapper» — «колотушка». Так что, долой традиции и слава чарльстону!
Чарльстон завоевал Америку. Научиться танцу не составляло труда. Движения его оказались просты и бесхитростны. Главным умением было энергично двигаться под быструю, ритмичную музыку и, улыбаясь, довольно высоко поднимать ноги и энергично размахивать руками. В 1925 году чарльстон танцевала вся Америка.
История танца на этом не закончилась — пришла пора заразить чарльстоном и Европу. Парижская публика узнала этот танец, когда туда приехала с гастролями из Америки
Но в 1927 году она продемонстрировала в Париже необычные и зажигательные танцы, приучив французскую публику к джазовым ритмам. К тому же танцы почти голышом в одной юбочке из бананов фраппировали французов гораздо меньше, чем американцев. В общем, французская публика именно в её исполнении с энтузиазмом восприняла и чарльстон. Благодаря Жозефине Бейкер этот танец в Европе стал настолько же популярным, как в Америке. Чарльстон признали королём танцев.
Кстати, снова о королях и снова о королях английских. Чарльстон пересёк Ла-Манш и стал популярным в Великобритании. Настолько популярным, что его станцевал даже наследник короны, принц Йоркский Эдуард. Вероятно, дух короля Карла II, опосредствованно причастного к названию этого танца, был сконфужен. Он никак не думал, что кандидату в наследники его короны понравятся диковатые танцы чёрных рабов из американских колоний! Так недолго и до неподобающего брака с какой-нибудь американкой.
Как в воду смотрел старик! Был брак с американской разведёнкой, из-за которого Эдуард VIII в 1936 году отказался от короны. В результате чего история Британской империи в далёком от Карла II двадцатом веке пошла совсем по-другому.
На этот танец обратили внимание даже в СССР. Как и всё, что приходило с загнивающего Запада, танец этот понравился людям, но не советскому идеологическому начальству. Нарком Луначарский, например, писал:
Я видел танец чарльстон и считаю его в высшей степени отвратительным и вредным.
Сказано наркомом — сделано подчинённым ему Главреперткомом. В 1924 году на эстраде и в советских учреждениях было запрещено исполнение американских танцев, которые, как констатировалось в постановлении
…направлены несомненно на самые низменные инстинкты. …они по существу представляют из себя салонную имитацию полового акта и всякого рода физиологических извращений.
Как всегда, забота о подрастающей смене: не развратить бы! Тем же постановлением, что и чарльстон, запретили фокстрот, шимми и тустеп. Что с ними, буржуазными танцами, разбираться?
«Вторая молодость» — гарантия долгой жизни. Хотя чарльстон сейчас не слышится из каждой радиотрубы, он всё равно у всех на слуху. В фильмах, если хотят напомнить об Америке добрых, старых, докризисных 1920-х.
А главное, он размножился, преобразовавшись в несколько более современных танцев — линди-хоп и свинг. Дети, естественно, стараются не походить на родителя, но родства не скроешь.