О муках умирающих от коронавируса, о страшном удушье, испытываемом ими, леденят душу. Лишний раз акцентировать внимание на этом не стоит. И без того мир лихорадит. И еще неизвестно, каковы будут последствия этой планетарной беды для всего мира в экономическом и политическом плане. Как говорится, поживем — увидим…
Но на одном моменте остановлюсь особо. Сейчас чуть ли не из любого утюга доносятся призывы чаще мыть руки. Более того, даже демонстрируют, как правильно это делать. Очень верная и необходимая рекомендация. И именно сейчас, в такое непростое для всех нас время, мне бы хотелось вспомнить человека, которому история медицины обязана открытием асептики, то есть комплекса мероприятий, препятствующих попаданию болезнетворных элементов в тело человека.
Герой моей заметки — не писатель, не поэт, не литературовед и не человек искусства. Это венгерский врач-акушер, великий и несчастный Игнац Земмельвейс. Великий, потому что именно он, за 18 лет до Джозефа Листера, заложил основы асептики, спасшей жизни тысячам женщин и новорожденным.
Несчастный, потому что открытие его встретило огромную волну неприятия. Коллеги поднимали Земмельвейса на смех, открыто травили его и в конце концов насильно упекли в сумасшедший дом, в котором он вскоре скончался.
Имя его долгое время было предано забвению, и только в 1906 году, спустя 41 год после смерти Земмельвейса, ему был поставлен памятник, на котором написано: «Спасителю матерей».
Более того, в психологии есть даже термин «рефлекс Земмельвейса», который обозначает отрицание новых данных, потому что они противоречат устоявшимся понятиям.
Но немного о самом герое и его научном открытии, так актуальном сейчас.
Игнац Филипп Земмельвейс родился 1 июля 1818 года в городе Буда (западная часть нынешнего Будапешта). Окончил Венский университет по специальности хирурга-акушера. В 1846−1850 годах работал в Вене в родильном доме. В 1851 году переехал в Венгрию, где продолжил работать в больнице. С 1855 года — профессор Будапештского университета и заведующий родильным отделением больницы Святого Роха. Родильным, то есть самым антисанитарным…
Примерно до середины XIX века в акушерских клиниках Европы свирепствовала родильная лихорадка. В отдельные годы она уносила до 30 и более процентов жизней матерей, рожавших в этих клиниках. Женщины предпочитали рожать в поездах и на улицах, лишь бы не попасть в больницу, а ложась туда, прощались с родными так, будто шли на плаху.
Считалось, что эта болезнь носит эпидемический характер, существовало около 30 теорий ее происхождения. Ее связывали и с изменением состояния атмосферы, и с почвенными изменениями, и с местом расположения клиник, а лечить пытались всем, вплоть до применения слабительного. Вскрытия всегда показывали одну и ту же картину: смерть произошла от
За 60 лет в одной только Пруссии от родильной лихорадки умерло 363 624 роженицы, то есть больше, чем за то же время от оспы и холеры, вместе взятых… Смертность в 10% считалась вполне нормальной, иначе говоря, из 100 рожениц 10 умирало от родильной лихорадки…
Самым ужасным был 1842 год, когда, например, в декабре смертность достигла невероятных размеров — 31,3%, то есть умирало около 1/3 рожениц. В действительности смертность в клинике Клейна (Венская клиника, где работал Земмельвейс в 1846−1850 годах) была еще большей, так как рожениц с осложнениями, внешне напоминавшими родильную лихорадку, нередко переводили в другие отделения. Они погибали в другом месте, главным образом в отделении внутренних болезней, поэтому не включались в статистику…
В 1847 году 29-летний врач из Вены Игнац Земмельвейс открыл тайну родильной лихорадки. Сравнивая данные в двух различных клиниках, он пришел к выводу, что виной этому заболеванию служит неаккуратность врачей, осматривавших беременных, принимавших роды и делавших гинекологические операции нестерильными руками и в нестерильных условиях.
А все потому, что беременность и роды не считались чем-то особенным. Жили и действовали по принципу: «Бог дал — Бог взял». Врачи (заметьте, именно врачи, а не полуграмотные повивальные бабки!), производившие осмотр и принимавшие роды, могли вообще не мыть руки, не говоря уже о дезинфекции их спиртом!
- Игнац Земмельвейс предложил мыть руки не просто водой с мылом, но дезинфицировать их хлорной водой — в этом была суть новой методики предупреждения болезни.
Окончательно и повсеместно учение Земмельвейса не было принято при его жизни, хотя было проще простого проверить его правоту на практике. Более того, открытие Земмельвейса вызвало резкую волну осуждения не только против его методики, но и против него самого (восстали все светила врачебного мира Европы).
Земмельвейс поначалу хотел внедрить свой метод асептики через частные письма в ведущие, а затем и в остальные клиники Европы. Он не претендовал на награды, он хотел только одного — сохранить жизни пациенткам. Когда исследуемая болезнь превратилась в наваждение, когда любое, даже совершенно случайное явление он относил к проблеме и рассматривал только в связи с ней (так, он изменил маршрут, по которому приходили в палату священники, и запретил им звонить), Земмельвейс работал над этой проблемой все свое время.
Гениальность — это во многом отвага. Нужно иметь смелость отбросить груз привычных представлений и взглянуть на происходящее как бы впервые. Молодому специалисту Земмельвейсу не требовалась смелость гения: он действительно со многим сталкивался впервые и в буквальном смысле продирался сквозь тернии к звездам.
В конце 1846 года, когда Земмельвейс уже работал, после новой волны смертности клинику посетила очередная официальная комиссия. Не зная истинных причин родильной горячки, комиссия все же приняла решение. С точки зрения имевшихся тогда представлений о болезни это решение было абсолютно абсурдным. Но именно оно стало счастливым для Земмельвейса: комиссия постановила уменьшить вдвое количество практикующих в клинике студентов-иностранцев, которых подозревали в том, что они грубо проводили обследования, не считаясь со стыдливостью женщин. После этого смертность заметно уменьшилась.
Врач, которого заменил Земмельвейс в клинике Клейна, решил на три месяца вернуться, Земмельвейс оказался временно безработным. У него появилась возможность уехать в отпуск, развеяться, то есть фактически — подумать. Не суетиться, не спешить, не предпринимать «что-то», а спокойно проанализировать факты. При работе в клинике такой возможности принципиально быть не могло: в палатах уже лежали пациентки, и срочно надо было решать, как лечить заболевших, как предотвратить распространение болезни. Срочно! Раздумывать, медлить было некогда. Каждая минута промедления грозила новыми смертями невинных жертв медицины.
Когда Земмельвейс вернулся из отпуска, почти через две недели умер его друг — профессор судебной медицины Якуб Колетшка. Смерть друга Земмельвейс перенес исключительно тяжело. Но на него подействовал еще и тот факт, что он умер от ранки, порезавшись при вскрытии трупа, причем, что очень важно, трупа женщины, умершей от родильной лихорадки. Поэтому Земмельвейс решил тщательным образом изучить протокол вскрытия трупа Колетшки.
Вскрытие показало точно такую же картину, что и вскрытия женщин, умерших от родильной лихорадки. Земмельвейс был уверен в том, что смерть Колетшки и смерть многих сотен женщин, сведенных в могилу родильной лихорадкой, имеет одну и ту же причину…
Профессора, ассистенты и студенты немало времени проводили в морге за вскрытием трупов и сразу после этого могли приступить к обследованию несчастных родильниц! Вот так, ничтоже сумняшеся, помыв наспех или вообще не помыв рук!
Земмельвейс понял, что обычное мытье рук водой с мылом еще не удаляет всех трупных частичек… И чтобы обезвредить руки полностью, он начал использовать для мытья хлорную воду.
Выбор у Земмельвейса был небогат: в то время использовали всего два дезинфицирующих раствора — один на основе карболки, второй на основе хлорной извести. Характерно, что много лет спустя Листер в своем открытии общей антисептики применил карболку.
Две сотни лет лучшие умы медицинского мира Европы изыскивали способ борьбы с этой страшной болезнью. А в это время гибли люди: «…смертность в 10% считалась вполне нормальной…» Каждая десятая роженица погибала на протяжении 200 лет. От методики борьбы с родильной лихорадкой до идеи общей антисептики оставался один шаг, но шаг этот был сделан Листером через 18 (!) лет после открытия Земмельвейса.
По каноническому мнению хирурга Жени Лукашина из рязановской «Иронии судьбы», врачу иметь собственное мнение особенно опасно. Но Земмельвейсу нельзя было отказать в профессиональной отваге! Так всегда считалось, что чем больше врач анатомирует, тем он более опытен и тем успешнее его операции на живых людях. По Земмельвейсу же, врачу вообще запрещалось за день-два до обследования пациенток посещать морг.
Кроме того, Земмельвейс не побоялся включить в число «подозрительных объектов» руки самого врача, на что также надо было решиться. И, наконец, не стоит забывать, что открытие Земмельвейса появилось до исследований Пастера, который выявил и определил бактерии как источник многих болезней. Громадная заслуга Земмельвейса в том, что он не испугался и не отступил, а наоборот, ринулся бороться за признание и внедрение найденной цели.