Хорошо, что об аристократической участнице тех событий вспомнили. Но по справедливости надо бы рядом с той доской установить еще одну — в память о русско-японской войне 1904−1905 годов, где графиня также побывала…
Большой англоман, бывший министр путей сообщения царской России граф Алексей Бобринский отправил старшую дочь учиться не в Германию или Францию, а на Туманный Альбион. После четырехлетнего курса Софья Алексеевна вернулась домой. Тогда же, наверное, она получила домашнее имя на английский лад — Мисси. Звучало оно мягче и нежнее обычного британского обращения к женщине, но никого не смущало, что величали им даму выдающегося телосложения: Мисси пошла в предка — богатыря Григория Орлова, отца незаконнорожденного сына Екатерины II, положившего начало роду Бобринских.
Словно готовя Софью Алексеевну к фронтовым дорогам, судьба дала Мисси здоровье, выносливость и силу под стать крепкому мужчине. Она нередко побеждала представителей сильного пола в перетягивании каната, а при необходимости и легко усмиряла буянов. Племянник ее, граф Николай Бобринский, вспоминал, как поручиком приехал в Москву и загулял на трое суток:
«Когда на четвертый день я пришел, мать стала укорять, почему я не дал знать хотя бы по телефону, что не буду ночевать дома. Сидевшая здесь же тетя Мисси, восьми пудов весом и очень сильная, смеясь, подозвала меня, и когда я подошел, дала мне такую затрещину, что у меня глаза на лоб полезли… „Будешь помнить, как напрасно волновать мать?“ „Буду, тетя Мисси!“ — сказал я и, действительно, на всю жизнь запомнил эти две затрещины».
Реклама
По возвращении из Англии Софья Алексеевна основала в родовой усадьбе общину сестер милосердия Красного Креста. На это дело она ежемесячно выделяла две тысячи рублей — сумму по тем временам огромную. В общину отбирала крестьянских девушек, отличавшихся сообразительностью, старательностью и добрым сердцем. Жили они на полном обеспечении, азы сестринского дела постигали в земской больнице под руководством главного врача, а по окончании учебы разъезжались в больницы уезда и губернии.
В первые же дни русско-японской войны Софья Алексеевна взялась за организацию санитарного отряда. С ее легкой руки в этом участвовал весь уезд — и властные структуры, и простые жители. Всем уездом и провожали вагоны с медиками в длинный путь на Дальний Восток.
В Маньчжурии отряд развернул прифронтовой госпиталь на 300 коек. Неизвестно точное число солдат и офицеров, которым Мисси с помощниками вернула жизнь, но ясно, что счет шел на тысячи. Подтверждением тому — серебряный «Георгий» командирши отряда и награды рангом пониже, которыми были отмечены ее общинницы.
К началу Первой мировой войны Мисси было уже под пятьдесят. Замуж Софья Алексеевна так и не вышла — тем проще было ей собираться на германский фронт. Опять организовала санотряд, теперь под эгидой Государственной думы. Он получил почетный 1-й номер и по праву первого отправился на самый тяжелый, Юго-Западный, фронт.
Но Мисси с ее отрядом освоилась в Галиции легче, чем десяток лет назад в Маньчжурии: генерал-губернатором здесь был ее троюродный брат Георгий Бобринский, а летом 1915-го чиновником по особым поручениям при нем стал родной брат Мисси, член Государственной думы Владимир. С их помощью отряд быстро включился в работу, причем занимался не только воинами русской армии, но и мирным населением — подкармливал и лечил наиболее нуждающихся, детей и стариков.
В 1916 году Софья Алексеевна получила новое назначение — уполномоченной санитарных отрядов Земского союза на Персидском фронте. На нее легли все заботы о прифронтовом медицинском обеспечении армии.
Организатором с большим размахом назвал Софью Алексеевну ее коллега, уполномоченный Земсоюза Алексей Емельянов в книге «Персидский фронт». Эти воспоминания вышли в 1923 году в Берлине и с тех пор не переиздавались. По Персии Мисси наездила на маленьком форде за шестьдесят тысяч километров.
«Она всегда делала большие дела. Объехала фронт и поняла, что нужно армии. Из мощных складов Земского союза Тифлиса и Москвы направила в Персию автомобили, медикаменты и бараки на миллионы рублей. Она приступила к постройкам и создала в Энзели земский городок… Активная, решительная и осторожная одновременно, она не походит на тип администраторов американской складки. Это — помещица. Старая русская барыня, графиня — богатая, добрая… Она была богата, но жила крайне скромно… Она не любила этикета, условностей; не любила, когда целовали руку, тянулись перед ней и называли „Ваше Сиятельство“… Внутренне она жила богатой жизнью. Смысл жизни она отождествляла с идеей помощи ближнему».
Реклама
Когда революция коснулась фронта, кому, как не ей, всеобщей любимице, демократке истинной, — ибо любили ее солдаты и казаки, — было продолжать работу, — писал Емельянов.
«Но образовалась большая трещина в деле, в укладе на фронте… Врач уже не лечил, а уехал на какой-то съезд, а санитар в дежурный час не у постели больного, а на митинге».
И Софья Алексеевна ушла. Но не в эмиграцию, а в один из женских монастырей. Тогда они еще были…