Мальчишка рос очень воинственным. Когда в январе 1863 года вспыхнуло восстание поляков за независимость от России, Александр, несмотря на юный возраст (ему не исполнилось и 15 с половиной лет) с оружием в руках выступил против русских.
Восстание было подавлено, а Гловацкий-младший в одном из боев был ранен, попал в плен. Его поместили в госпиталь, где к парню отнесся с пониманием и заботой медицинский персонал. По выздоровлении его не стали приговаривать к тюремному заключению, а отпустили на все четыре стороны.
Спустя три года, весной 1866 года, 18-летний Александр решил продолжить образование в Варшаве, и поступил на физико-математический факультет так называемой Главной школы. Впрочем, ему больше приходилось думать не об учебе, а о том, как прокормить себя — у родителей не было денег на то, чтобы помогать сыну.
Учебу пришлось забросить. Но вопрос выживания в столице Речи Посполитой с повестки дня снят не был. Александр проводил все время в поиске, он исходил Варшаву вдоль и поперек, но никому не нужен был недоучившийся физик. Требовались продавцы, строители, на худой конец рабочие. Но после ранения Гловацкий явно был не готов к тому, чтобы 10−12 часов стоять за станком или день-деньской мотаться по городу в качестве курьера.
Вот здесь физик Александр задумался. Единственной работой, которая не требовала специальной подготовки и образования (что с успехом доказали и в России, в начале 90-х годов прошлого века), показалась ему журналистика. Свой первый опус Гловацкий принес в варшавский журнал «Домашний опекун». Тогда же он впервые подписал работу псевдонимом. Как ему показалось, достаточно «звучным» — Болеслав Прус. Кто более его стяжал славу на поле боя? А с чего, собственно, Прус? Польская писательница Мария Домбровская: «Прус I — это герб обедневшей семьи Гловацких, последний пустячный обломок ее шляхетства, стоил лишь того, чтобы подписывать им пустяковую, как думал автор, писанину. Предчувствовал ли Александр Гловацкий, что поднимает это истлевшее прозвание до чести быть одним из величайших польских имен?»
Но это было значительно позже, а первые три года Прус обретался под крышей «Опекуна». И сумел сделать там себе имя. Во всяком случае, в 1875 году, когда он попробовал устроиться в «Варшавский курьер» — главный печатный орган столицы на тот период, его приняли безо всякого испытательного срока. Более того, именно ему вскоре поручили вести «Еженедельные хроники», которые так любили читать варшавяне.
Написаны они были мастерски. Описывая любое событие, Прус очень умело создавал эффект присутствия, а уж он изучил каждый уголок. Причем, чего не отнять у Александра, то бишь, Болеслава, так это тонкой иронии и юмора. Они, как известно, в любые времена в большой цене.
Те 12 лет, которые проработал будущий писатель в «Курьере», стали для него прекрасной школой, и, по сути, выковали из него писателя. А вот в роли издателя и редактора собственного журнала Прус пробыл меньше года, сказалась очень независимая позиция и максимализм…
По правде говоря, мне больше нравится Генрик Сенкевич, но и Прус остался в мировой литературе такими произведениями, как «Кукла», «Фараон», «Эмансипированные женщины». Как в воду глядел — в Польше сейчас женщины настолько эмансипированы, что порой это выглядит, как кич.
В поселок Хрубешев, родину Болеслава Пруса, я наведываюсь каждый раз, когда еду из Калининграда во Львов через Варшаву и Люблин. Чистенький аккуратненький поселок. По правде говоря, я не знал, что здесь родился знаменитый писатель, пока не сел за эту статью…
Его жизнь — яркий пример того, что даже у закоренелых «физиков» есть шанс стать лириками. Надо только очень захотеть — и все у вас получится…