Постоянные прогулки привели к тому, что Алексей знал каждый уголок в родном городе. Ему нравилось Замоскворечье с его стариной, многочисленные улочки, в которых незнакомцу было легко заблудиться. Однажды Саврасов-младший понял для себя: эту красоту да на полотно! Попробовать передать те чувства, которые его переполняют при наблюдении багряного заката. Или красивой радуги, которая зависла после майской грозы над величественными куполами Кремля. Словом, он уговорил отца купить ему все необходимое для работы.
К удивлению отца, у Алексея получалось очень даже неплохо. Он умел выхватить главное и точно передать его в четких мазках. То, что он не обделен талантом чувствовалось сразу, а потому москвичи и гости столицы расхватывали пейзажные работы юного Саврасова, как «горячи бублички», едва делался последний штрих. Это приносило какой-никакой доход, а потому Кондратий Саврасов к тому моменту, когда нужно было определяться с дальнейшей судьбой сына, не стал противиться тому, что Алексей собрался поступать в Московское художественное училище живописи, ваяния и зодчества.
Несмотря на ранний возраст (Саврасову тогда было всего 14 лет), талантливого парнишку взял к себе в класс сам Карл Иванович Рабус, обрусевший немец, прекрасный пейзажист, получивший в 1827 году за картину «Вид Гурзуфа в Крыму» звание академика. Рабус был очень терпеливым педагогом, и «ставил кисть» неторопливо, основательно, стараясь приучить своих учеников к тому, что хороший художник должен работать на мелочах, на том, мимо чего нелюбопытный глаз, как правило, проходит. Судьба вознаградила Карла Ивановича: два его ученика — Саврасов и Шишкин затмили славу своего учителя, продолжив ее в своих картинах.
А вот отец не мог в должной мере помогать Алексею, у него не хватало на это средств. Зато на талантливого парня, по словам Рабуса, его лучшего ученика, обратили внимание другие. Так, член Совета Московского художественного общества
Очень подробно на творчестве Саврасова я не буду останавливаться, скажу лишь о том, что самая значительная и узнаваемая картина Алексея Кондратьевича — «Грачи прилетели» была начата этюдом в 1871 году. Это потом ее назовут «живописным символом России», а пока Саврасов живет в селе Молвитино (ныне Сусанино) Костромской губернии. Талый снег, весенние грачи на березках, блеклое небо, темные избы и старая церквушка на фоне стылых дальних лугов, — все это нашло отражение в картине и проникнуто удивительным чувством — теплотой и любовью к Отечеству.
Работа началась в марте, но была закончена очень быстро. Во всяком случае, в том же, 1871 году она была впервые показана на Первой передвижной выставке. Но мало кто знает, что художники-передвижники не только выставлялись вместе, они еще старались помогать друг другу. Показательна в этом плане творческая дружба Саврасова с Василием Перовым. Перов помогал Алексею Кондратьевичу писать фигуры бурлаков в картине «Волга под Юрьевцем», Саврасовым же написан пейзаж в картинах Перова «Птицелов» и «Охотники на привале».
К сожалению, Перов рассорился со своими коллегами и ушел от них уже в 1877 году. И после этого судьба отмерила ему всего пять лет. Но в 1871 году, когда у Саврасова случилась личная драма — погибла юная дочь, моральная поддержка Перова ему очень помогла. Возможно, сохрани они дружеские отношения с Саврасовым, наше искусство получило бы еще немало шедевров.
Но дальше в жизни Саврасова наступил трагический перелом. Недостаток средств, постоянные «разборки» с начальством, нетерпение жены, которая не хотела жить в бедности и постоянно «теребила» Алексея Кондратьевича, привели к тому, что художник попал в состояние острой депрессии, в том числе и творческой. Последовавшие за этим уход жены и тяжкая болезнь практически поставили крест на его творчестве. И как любой особо чувствительный к несправедливости человек, он не нашел ничего лучшего, как запить горькую.
Великий репортер Владимир Гиляровский так вспоминал о последних годах жизни Алексея Саврасова: «Совсем старик спился… Жаль беднягу. Оденешь его — опять пропьет все. Квартиру предлагал я ему нанять — а он свое: «Никаких!» — рассердится и уйдет. В прошлом году с какой-то пьяной компанией на «Балканах» сдружился. Я его разыскивал, так и не нашел… Иногда заходит оборванный, пьяный или с похмелья. Но всегда милый, ласковый, стесняющийся. Опохмелю его, иногда позадержу у себя дня на два, приодену — напишет что-нибудь. Попрошу повторить «Грачи прилетели» или «Радугу». А потом все-таки сбежит. Ему предлагаешь остаться, а он свое: «Никаких!».
Сегодня уже трудно подсчитать, сколько копий со своих «Грачей» сделал Саврасов. Несколько десятков. Но это не помогло ему подняться над суетой. И яркие, запоминающиеся картины были в то время как луч солнца в хмуром декабре. Запомнились разве что «Рожь» (1881) да «Весна. Огороды» (1893).
Умер Алексей Кондратьевич 26 сентября (8 октября) 1897 года в больнице для бедных, так и не выбившись из горькой нужды. А один из его самых ярких учеников — Исаак Левитан написал в одной из московских газет так: «Не стало одного из самых глубоких русских пейзажистов, с Саврасова появилась лирика в живописи пейзажа и безграничная любовь к своей родной земле. Да, покойный Саврасов создал русский пейзаж, и эта его несомненная заслуга никогда не будет забыта в области русского художества».
Что можно вынести их этой яркой, но, увы, очень тяжелой судьбы? Только одно — талант, увы, пропить можно. Даже если он и очень большой…