В детскую библиотеку ГДО я записывался сам и очень рано, классе в 4-м, наверное. Но примерно за год перечитал там все книжки «о войне», всю детскую фантастику, все приключения. Библиотекарша детской библиотеки взяла меня за руку и сама отвела во взрослую библиотеку, сказав своей коллеге, что меня уже можно записать читателем у них, во взрослой библиотеке.
Мне ужасно нравилась фантастика — космические корабли, астероиды. Не нравилась мне ходульность большинства персонажей, их патетика и глупость. Вообще — не нравились мне приключения «космических коммунаров». Один раз прочитать — еще куда не шло, но перечитывать из раза в раз, как какой-то коммунистический косморазведчик делает глупости только для того, чтобы с риском для жизни (а иногда и жертвуя собой) последствия оных глупостей исправлять…
И вот мне попала книга «Антология Советской Фантастики 1964 года». Она уже была сильно потрепана. В ней были опять приключения бесстрашных косморазведчиков… Но была и серия рассказов о «девочке, с которой ничего не случится».
И эти рассказы меня захватили целиком. Там был котенок, который случайно превратился в Тунгусский метеорит. Там был застенчивый шуша, который стеснялся признаться, что он разумен. Там была школьная экскурсия на Марс. И многое-многое другое.
Короче, там был настоящий мир, только 100−200 лет тому вперед.
После этого читать про отважных идиотов-косморазведчиков-коммунаров мне больше уже не хотелось и я начал искать умные книги.
Мне повезло, вскоре я узнал о работе геологов и палеонтологов, прочитал захватывающие дух описания неведомых уголков мерзлой Якутии, или огненно-обжигающей пустыни Гоби, где водился странный гигантский хищный червяк олгой-хорхой. Прочитал про отважного геолога, для которого работа была важнее жизни и который ради знаний поднялся на неприступную скалу Ак-Мюнгуз, найдя там данные о месторождении олова, а заодно и свидетельства, доказывающие истинность древней легенды местных жителей.
Короче — я познакомился с творчеством Ивана Ефремова. Его рассказы геолога, романы «Лезвие бритвы», «Туманность Андромеды», «Час Быка»…
И, наконец, тот же папа подсунул мне «Сказку для научных сотрудников младшего возраста»… Так началось мое преклонение перед Стругацкими. «Понедельник…», «Трудно быть богом», «Страна багровых туч», «Путь на Амальтею», «Далекая Радуга», «Полдень, XXII век», «Пикник на обочине», «Парень из преисподней»…
Даже коммунары-разведчики из «Страны багровых туч» не были идиотами, а были вполне узнаваемыми людьми, с их проблемами, с их слабостями. И с их сильными сторонами.
Мы, несколько школьных друзей, на длинных и нудных школьных собраниях садились рядом, брали ручки и лист бумаги. Один писал фразу из какого-нибудь произведения Стругацких, не заканчивая ее, передавал остальным. Остальные перечитывали, вспоминали «про что» это и в каком романе Стругацких оно написано, хмыкали и писали что-нибудь свое, из другого романа тех же Стругацких. И так мы развлекались часами, забывая про скуку школьных мероприятий. Целью было не только развлечься, но и чуть выпендриться — вспомнить «из Стругацких» такое, чего бы не вспомнили остальные. Хотя такое случалось крайне редко.
Вначале мы им просто поклонялись. А потом стали вдумываться.
Ведь Иван Ефремов был образцом коммуниста. По-настоящему верующий и в коммунизм, и в «светлое будущее», которое означало, по его мнению, коммунизм для всего мира.
Описание будущего коммунистического рая для всех в «Туманности Андромеды», коммунистическое «счастье для всех» — у его учеников, братьев Стругацких в «Полдень, XXII век»…
А если вдуматься? У Ефремова все матери мира — кукушки, рожающие детей и бросающие их в гигантские интернаты, встречающие их раз в год по обещанию, занятые строительством коммунизма. А тех матерей, которые не хотят бросать детей, ссылают на о. Борнео (кажется) — на специальный остров для матерей с детьми. Во всем мире оказалась разрушенной семья как ячейка общества. Женщины и мужчины сходятся и расходятся. Иногда, когда «сексуальные партнеры» оказались «особенно» подходящими, женщина рожает ребенка, вроде как напоминание о былом приятном опыте. Рожает, сдает ребенка в систему интернатов, а сама продолжает «строить новое общество», изредка приезжая навестить в интернат своего ребенка.
На всей огромной Земле, объединенной межконтинентальной системой дорог, позволяющей за несколько часов перенестись из конца в конец всей планеты, люди живут, по сути, в общежитиях, хотя и не в нынешних, каждый имеет право на «свою» комнату. Еда, спорт, отдых — все объединено. Когда же человек меняет работу, он «освобождает» комнату, забрав с собой лишь сумку со «своими» вещами. Его ждет иная работа на другом краю света, жить он будет в такой же комнате, есть в такой же столовой, заниматься гимнастикой в таком же спортзале и купаться в таком же бассейне.
По Ефремову это — идеал, к которому надо стремиться. Почти ничего своего, все общественное.
Его ученики, браться Стругацкие, пошли дальше. В блистательном «Полдне» Стругацких учитель школы-интерната (почти аналога ефремовского интерната)… Виноват. Не учитель, а
И дети, повзрослев, понимают его мотивы и причины поступков — и прощают его… Его подлость? Подлость по отношению к младшим, за которых он нес ответственность?
Но, в отличие от Ефремова, братья Стругацкие имели время увидеть изнутри особенности хрущевского и брежневского социализма. А увидев эти особенности, они начали думать. И результатом из размышлений стали их новые повести и романы.
Их «Парень из преисподней» был первым шагом на пути «от коммунизма», «от коммунаров-разведчиков» к просто людям. В этой повести режет глаз ярый снобизм «коммунаров-разведчиков» по отношению к случайно спасенному почти смертельно раненному «бойцовому коту», бойцу элитного воинского подразделения с какой-то варварской планетки.
Молодой парнишка оказался намного способней пытающихся его поучать коммунистических снобов и вырос, оказавшись выше своих спасителей и самозваных учителей.
А «Хищные вещи» просто кричат о тупиковости пути, по которому вели общество коммунистические руководители, о нежелании реальных людей что-то там строить, чем-то жертвовать, о философии потребления, убивающей души и калечащей людей!
После этого кричать «Люди, опомнитесь!» они перестали, а стали просто гротескно описывать окружающее.
На этом закончились братья Стругацкие-фантасты и начались братья Стругацкие-философы. Но это — тема для другого повествования.