У моих леденцов секрет:
Ветер, мята и барбарис.
Нету слаще, прохладней нет —
Налетай и смелей берись:
Облизни — во рту холодок,
Откуси — растает как сон,
Глянь насквозь — зелёный ледок,
Жёлтый мёд, малиновый звон!
Динь-дон — сахарное стекло!
Этим летом, в этом саду —
Налетайте — вам повезло!
Завтра я уже не приду.
Жёлтый заяц, лиловый слон
Не вернутся — и не беда.
Леденцовый старый закон:
Что за радость, если всегда?
сентябрь 1982
тюрьма КГБ Киев
…Когда приближается 1 апреля, я вспоминаю не только веселые Юморины и первоапрельскую суматоху. В очень давние времена, когда первый КВН (60-х) уже отгремел, а КВН 80-х еще не возродился, в это глухое время был город, где КВН не прерывался никогда. Конечно, это была Одесса. Первого апреля в университете и некоторых институтах проходили матчи студентов с преподавателями. Я тогда была зеленой первокурсницей, и все это меня жутко захватывало. На репетиции в сценарную группу к нам приходила одна худенькая, хрупкая девушка. Она зябко куталась в кофту, и говорила мало, но, как говорится, «короля играет свита» — по реакции окружающих было понятно, что к нам зашел не просто зритель.
…Как эта тоненькая, слабая женщина вскоре смогла вынести страшные мордовские лагеря?
Ирина Ратушинская родилась 4 марта 1954 года в Одессе. Все попытки воспитать из нее строителя коммунизма как со стороны родителей, так и со стороны школы приводили к конфликтам.
Когда мне исполнилось семь — не котёнка в мешке,
Не стрелы и лук, не матроску, не страшную книжку —
Мне дали в подарок напёрсток по детской руке:
Блестящую штучку, оправу на палец-худышку.
И мне бы учиться шитью, постигая дела
Лукавых узоров, опущенных взоров и кружев…
Но я упирала иголку об угол стола:
Мой славный напёрсток мне был не для этого нужен.
Я в нём подавала напиться усталым коням,
И мой генерал отличался блистательной каской,
И хитрая ведьма брала по ночам у меня
Всё тот же напёрсток — летать в отдалённые сказки.
Тот год был печален, и новый, и новый пришёл.
Пора бы умнеть. Но опять и опять полнолунье!
И я, непутёвая, тычусь иголкой об стол.
А воины бьются, и лошади пьют, и летают колдуньи.
апрель 82, Киев
С ранних лет Ирина верила в Бога, и эта вера, а не атеистическое семейное и школьное воспитание, формировали и сохраняли ей душу. В 1971 году она поступила в Одесский Университет. Ее студенческие годы прошли мягко и радостно.
На лестнице, пропахшей керосином,
На третьем марше, гулком, как орган,
Гранёная стекляшка — как красиво!
Восторг сорок, поэтов и цыган!
Бывают ли находки вдохновенней?
Скорей надраить об рукав — и вот
На что ни глянь — сиреневые тени
И апельсинный радостный обвод!
Витки перил! Карниз! Лепные маски!
И нетерпенье прыгает уже:
Не пропадут ли сказочные краски
Вне мрамора и пыльных витражей?
Но милостивы сумрачные чары:
Двор — в леденцах!
О, с кем бы разделить
Открытие?
— Муркет! Смотри, котяра:
Какое солнце, аж стекло болит!
октябрь 1982
тюрьма КГБ Киев
На физическом факультете, где она училась, еще сохранялись остатки оттепели, кроме того физика и математика даже в СССР были сравнительно независимы. Столкновения с КГБ начались рано. Еще в 1972 году ее пробовали вербовать в осведомители КГБ и, получив решительный отказ, долго пугали и угрожали, но тогда дело кончилось только угрозами. В 1977 году в одном из одесских театров состоялась премьера спектакля. Ирина была одним из авторов этой пьесы. После премьеры показ спектакля был запрещен, а всех, кто был связан с ним, — стали таскать в органы, усмотрев в спектакле антисоветские настроения. В то время Ирина уже работала в пединституте. Ей предложили войти в состав экзаменационной комиссии, объяснив, что к евреям-абитуриентам следует применять особые требования. Ратушинская отказалась, и через некоторое время была вынуждена уйти с работы.
Стихи Ирина начала писать рано, но сначала — в основном шуточные, к которым серьезно не относилась. Ощущение поэзии как призвания пришло к ней примерно в 1977 году.
* * *
Не берись совладать,
Если мальчик посмотрит мужчиной —
Засчитай, как потерю, примерная родина-мать!
Как ты быстро отвыкла крестить уходящего сына,
Как жестоко взамен научилась его проклинать!
Чем ты солишь свой хлеб —
Чтоб вовек не тянуло к чужому,
Как пускаешь по следу своих деловитых собак,
Про суму, про тюрьму,
Про кошмар сумасшедшего дома —
Не трудись повторять.
Мы навек заучили и так.
Кто был слишком крылат,
Кто с рождения был неугоден —
Не берись совладать, покупая, казня и грозя!
Нас уже не достать.
Мы уходим, уходим, уходим…
Говорят, будто выстрела в спину услышать нельзя.
январь 80, Киев
…В 1979 году Ирина переехала в Киев. В 1980 году они с мужем обратились в ОВИР с просьбой о выезде, но получили отказ. Первое правозащитное письмо, которое она написала, было обращено к советскому правительству по поводу незаконной ссылки академика Сахарова. В августе 1981 года Ирину вызвали в КГБ, где угрожали арестом. От Ирины потребовали, чтобы она перестала писать стихи.
Вскоре последовали репрессии.
Ирину арестовали утром 17 сентября 1982 года и в наручниках отвезли в следственную тюрьму КГБ — тюрьму, в которой в годы оккупации Киева фашистами томились узники Гестапо. А 3 марта 1983 года киевский суд приговорил Ратушинскую к 7 годам лагерей и пятилетней ссылке.
(И. Геращенко. Предисловие к книге «ВНЕ ЛИМИТА» © Possev-Verlag, V. 1986 Frankfurt am Main)
Кому мечта по всем счетам оплатит,
Кому позолотит пустой орех…
А мне скулит про бархатное платье,
Вишнёвое и пышное, как грех.
О, недоступное? Не нашей жизни!
И негде взять, и некуда надеть…
Но как мне хочется!
Резонной укоризне
Наперекор — там, в самой тесноте
Сердечных закутков — цветёт отрава
Тяжёлых складок, тёмного шитья…
Ребяческое попранное право
На красоту! Не хлеба, не жилья —
Но королевских небеленых кружев,
Витых колец, лукавых лент — ан нет?
Мой день, как ослик, взнуздан и нагружен,
А ночь пустынна, как тюремный свет.
Но я в душе — что делать! Виновата! —
Все шью его, и тысячный стежок
Кладу в уме, застёгивая ватник
И меряя кирзовый сапожок.
ноябрь 1982
тюрьма КГБ Киев
Понадобилось вмешательство И. Бродского, Картера и Маргарет Тэтчер, чтобы Ирину освободили и выпустили за границу… Она с мужем уехала в Англию и родила двоих сыновей. Сейчас живет в Москве. Написала большой роман «Одесситы», повесть «Тень портрета», книгу «Серый — цвет надежды» — воспоминания о лагерях и много стихов.
Государь-император играет в солдатики — браво!
У коней по-драконьи колышется пар из ноздрей…
Как мне в сердце вкипела твоя оловянная слава,
Окаянная родина вечных моих декабрей!
Господа офицеры в каре индевеют — отменно!
А под следствием будут рыдать и валяться в ногах,
Назовут имена… Ты простишь им двойную измену,
Но замучишь их женщин в своих негашёных снегах.
Господа нигилисты свергают святыню… недурно!
Им не нужны златые кумиры — возьмут серебром.
Ты им дашь в феврале поиграть с избирательной урной
И за это научишь слова вырубать топором.
И сегодня, и завтра — все то же, меняя обличья, —
Лишь бы к горлу поближе! — и медленно пить голоса,
А потом отвалиться в своём вурдалачьем величье
Да иудино дерево молча растить по лесам.
декабрь 1982
тюрьма КГБ Киев