Его мама, Софья Алексеевна, не знала грамоты, но у нее был очень красивый голос и хороший музыкальный слух. Как потом любил повторять Виктор Федорович, ее чистое, высокое сопрано выводило удивительные узоры напева, ее серебряный голос как золотой ниткой прошивал любой хор, где бы он ни возникал. Отец в красоте пения своей жене заметно уступал, но когда вся семья выходила в поле работать, их повсюду сопровождала песня.
Несмотря на революционные преобразования в стране, на смену экономического строя, русская деревня еще долгие годы жила по своим законам. В частности, период свадеб наступал поздней осенью, когда были завершены полевые работы и наступала пора мясоеда. Свадьбы закатывали порой на всю неделю, и каждый день сменяли друг друга различные обряды, сопровождаемые песнями.
Когда Виктору исполнилось 14 лет, в его руки попала толстая тетрадь, куда он решил записывать песни, обряды, имена, клички и всякую всячину, которая могла бы пригодиться в будущем. Кстати, точно так же в свое время поступал и Николай Васильевич Гоголь: в том, что он стал талантливым писателем, едва ему исполнилось 20, большая заслуга простого народа. Голь, как известно, на выдумку хитра…
После окончания школы-семилетки города Загорска Виктор Боков поступил на учебу в педагогическое училище. Здесь его таланты пригодились в литературном кружке, которым руководили Михаил Пришвин и Александр Кожевников. Кстати, в доме Михаила Михайловича Пришвина сельский парень, по сути, поселился. Именно по совету наставников в 1934 году Виктор Боков поступил в литературный институт имени Горького. Учился вместе с Константином Симоновым, Сергеем Смирновым, Михаилом Матусовским.
После окончания учебы его приняли на работу литературным консультантом при Всесоюзном Доме народного творчества. А когда три года спустя в Союзе писателей решалась его судьба, рекомендации Бокову дали Борис Пастернак, Валентин Катаев, Андрей Платонов, Всеволод Иванов…
Но даже они ничего не смогли бы сделать год спустя, когда 19 августа 1942 г. курсант военного училища Виктор Боков был арестован за «разговоры». Кто-то черкнул записку особистам, мол, говорил: скорей бы Гитлер пришел, все равно война проиграна.
Это была явная ложь, но разве Бокову от этого легче? Он был осужден по 58-й статье (приговор ревтрибунала Новосибирского гарнизона 25 марта 1943 года) и отправлен в СибЛаг, в Кемеровскую область. Но писать не бросил. Вот только одно из его «лагерных» стихотворений:
Петька
Был он скуластым парнем-водителем,
И веселым, и обходительным.
Спал и видел желанную волю
И признавался об этом конвою.
Первым я в ту ночь догадался:
Петька Смородин в тайгу подался.
Пуля в затылок его настигла.
Мама, зачем ты его растила?!
Бросили в зоне на землю: «Глядите!»
Все узнавали: «Петька-водитель!»
Всех поспешно собрали на митинг,
Опер начал: «Наглядно поймите,
Кто побежит, повернем обратно
Пулей-дурой, вам всем понятно?»
Не разразилась толпа речами,
Не вдохновил гражданин начальник.
Молча стояла, молча смотрела,
Кровь проступала на месте прострела.
Каркал ворон над траурной зоной,
Словно наш санитар гарнизонный.
Лагерная жизнь его не сломала, не озлобила. Даже тогда, когда все дружно кинулись хаять Сталина после его смерти, Боков не присоединил свой голос в этот хор. Дипломатично уходил от жесткого разговора: «Время рассудит. Этот хоть войну выиграл. А другие?»
Хотя сразу после освобождения злоба в нем кипела, мечтал лично Сталина убить. А потом понял: по жизни нужно идти смеясь. Это и спасло поэта. А еще работа. За 2,5 года после освобождения он, помотавшись по нескольким российским регионам, выпустил свою первую книгу — антологию «Российская частушка». И вообще народное творчество — чистый родник, из которого можно смело черпать.
На побывку едет
Отчего у нас в поселке
У девчат переполох,
Кто их поднял спозаранок,
Кто их так встревожить мог?
На побывку едет
Молодой моряк,
Грудь его в медалях,
Ленты в якорях.
За рекой, над косогором
Встали девушки гурьбой.
— Здравствуй! — все сказали хором. -
Черноморский наш герой.
Каждой руку жмет он
И глядит в глаза,
А одна смеется:
— Целовать нельзя!
Полегоньку отдыхает
У родителей в дому.
Хором девушки вздыхают:
— Мы не нравимся ему!
Ни при чем наряды,
Ни при чем фасон,
Ни в одну девчонку
Не влюбился он!
Ходит, шутит он со всеми,
Откровенно говорит:
— Как проснусь, тотчас же море
У меня в ушах шумит.
Где под солнцем юга
Ширь безбрежная,
Ждет меня подруга
Не-жна-я!
Трудно поверить, но этой песне уже 52 года. А еще спустя три года, в 1960 году, появилась песня, которая в одночасье сделала Виктора Бокова знаменитым.
Оренбургский пуховый платок
В этот вьюжный неласковый вечер,
Когда снежная мгла вдоль дорог,
Ты накинь, дорогая, на плечи
Оренбургский пуховый платок!
Я его вечерами вязала
Для тебя, моя добрая мать,
Я готова тебе, дорогая,
Не платок — даже сердце отдать!
Чтобы ты эту ночь не скорбела,
Прогоню от окошка пургу.
Сколько б я тебя, мать, ни жалела,
Все равно пред тобой я в долгу!
Пусть буран все сильней свирепеет,
Мы не пустим его на порог.
И тебя, моя мама, согреет
Оренбургский пуховый платок.
Но это вовсе не означает, что Виктор Федорович писал только такие стихи, которые удобно было петь за праздничным столом. В них явно чувствуется простота, но ее-то, простоты, труднее всего добиться. С другой стороны, даже задумываясь в стихах над человеческой судьбой, Боков никогда их не «утяжелял» пространными философскими рассуждениями. Возьмем, к примеру,
Берегите людей
Человеку несут
Апельсины, печенье.
Для него уже это
Не имеет значенья.
Он глядит на людей
Снисходительно-строго:
— Если б это, родные,
Пораньше немного!
Был я молод, горяч,
Всюду был я с народом.
А теперь обнимаю
Баллон с кислородом.
Как младенец, сосу
Кислородную соску.
Каши мне принесут,
Съем от силы две ложки.
Если губы замком,
Если годы согнули,
Не поможет фабком,
Не помогут пилюли.
Не помогут цветы,
Цеховые конфеты в складчину,
Не подымут они
Богатырского вида мужчину,
Надо вовремя
Душу спасать человечью
Апельсинами, отдыхом,
Дружеской речью!
О, не будьте, не будьте
В гуманности лживы!
Берегите людей!
Берегите, пока они живы!
Но мне почему-то больше нравится это стихотворение, посвященное нелегкой женской судьбе. Написано оно в 1962 году, но актуальности, кажется, не теряет и сегодня.
Павловна
Вот и состарилась Павловна!
Силы бывалой не стало.
Никуда-то она не плавала,
Никуда-то она не летала.
Только штопала, гладила,
Пуговицы пришивала.
Изредка слушала радио.
Молча переживала.
Были у Павловны дети,
Потом у детей — дети.
Чьи бы ни были дети,
Надо обуть и одеть их.
Как это получилось,
Что ты одна очутилась?
Павловна тихо вздыхает,
Медленно отвечает:
— Старший сынок под Берлином,
Не отлучишься — военный.
Младший в совхозе целинном
Пахарь обыкновенный.
Дочки — они за мужьями,
Каждая знает свой терем.
Я уж не знаю, нужна ли,
Старая дура, теперь им?!
Я — догоревшая свечка,
Мне уж не распрямиться.
Жизнь моя, как головешка
После пожара, дымится!..
Павловна! Я напишу им
Сейчас же о встрече нашей.
Павловна! Я попрошу их,
Чтоб относились иначе.
Скажу я им: вот что, милые,
Плохо вы мать бережете!
Она отдала вам силы,
А вы ей что отдаете?
А вообще Виктор Федорович очень оптимистичный человек. Уж не знаю, что тому виной, скорее всего, близость к народным традициям, и сегодня в столь почтенном возрасте он не потерял интереса к родной природе, к самой жизни. Конечно, годы берут свое, он уже немного не тот, как раньше, но помнит времена, когда он мог петь частушки без остановки часов пять подряд, не меньше. Причем ему всегда нравились «клубничные», когда вопросы взаимоотношения полов подмечены очень метко.
Считается, что Боков выпустил порядка 90 сборников стихов. Почти по одному за каждый год жизни. Когда-то, почти 60 лет назад, Михаил Пришвин прислал в лагерь своему литературному ученику телеграмму: «Ты обязан выжить, такие таланты, как ты, рождаются раз в сто лет»…
Ждать осталось недолго. Сегодня Виктору Бокову — 95!