Воспитывать сына двум служителям искусства было не очень-то легко: постоянные репетиции, выступления на сцене, одним словом, легче было, когда сын находится тут же, в театре. Едва Женя подрос, его устроили в детский хор, потом стали потихоньку привлекать в оперы и спектакли, если по ходу пьесы появлялся детский выход.
Притягательная медь оркестра
Но больше всего мальчишку привлекала оркестровая яма. Разве что-то может сравниться по красоте с медью труб духового оркестра? С тонкой партией скрипки? С бравурным маршем, с которым, кажется, и сам взлетаешь ввысь под самый потолок?!
Надо сказать, что практически все музыканты трепетно относились к мальчишке, почти у каждого из них были свои дети. А потому, как только выдавалась свободная минутка, многие из них показывали любопытному Жене, как звучит тот или иной музыкальный инструмент, как сделать звук выше или ниже, знакомили с тонкостями виртуозной игры.
Когда ребенку исполнилось 6 лет, родители посчитали, что время серьезного занятия музыкой наступило. Он начал посещать музыкальную школу, занимался с репетиторами, и, честно говоря, его почти не тянуло во двор к сверстникам — волнующий мир музыки заменял практически все. Ведь только музыка может передать и шум прибоя, и завывания ветра, и приподнятое настроение, и тяжесть полного разочарования, и тоску.
К окончанию школы, а это совпало с Великой Победой, юный Светланов полностью определился со своим выбором — конечно же, музыкально-педагогический институт имени Гнесиных. В 1951 году, когда выпускник института Женя Светланов готовился к сдаче экзаменов, совершенно случайно стала вакантной должность пианиста в оркестр Большого театра. Но свято место долго не пустовало, его занял другой музыкант. Но чуть позже новая вакансия — на этот раз дирижера.
Старшие товарищи предложили начинающему музыканту: «Соглашайся на дирижера, а там, глядишь, что-то интересное подвернется…»
Но пока «подвернулось», Евгений Федорович уже настолько увлекся этой профессией, что и думать не хотел о чем-то другом. В том же году он становится студентом дирижерского факультета Московской государственной консерватории имени
«Меня побудило заняться дирижированием твердое намерение возродить к жизни незаслуженно забытые произведения, и в первую очередь русской классики», — говорил он своему педагогу профессору Александру Васильевичу Гауку.
Первый блин комом?
Надо сказать, что пути Гаука и Светланова пересекались не раз. Достаточно сказать, что именно Александр Васильевич был главным дирижером Большого театра. За полтора года он сумел так обучить молодого музыканта, что на 5 марта 1953 года был назначен его дебют в Большом театре.
На концерте студенческого оркестра Евгений Светланов сам должен был дирижировать во время исполнения симфонической поэмы «Даугава». Это был двойной дебют, потому что и само произведение звучало впервые. Но вот народу в зале было довольно мало. И этому есть свои объяснения.
Дни для страны были трагические, люди с большой тревогой следили за состояние здоровья товарища Сталина. Не случайно руководство театра премьеру торопило, на репетиции было выделено считанное количество времени. Одним словом, оркестр и дирижер не успели «сработаться». Незадолго до окончания произведения оркестр начал «плыть». Тщетно музыканты пытались поймать ритм. И Евгений Федорович с ужасом услышал, как замолкал то один инструмент, то второй, то третий. И, наконец, наступила гнетущая тишина. А потом вместо гула аплодисментов раздались лишь жалкие хлопки.
Окажись на месте молодого дирижера, к примеру, теннисист Марат Сафин, он наверняка бы изломал ракетку. Но Евгений выдержал этот удар. Да и старые мастера после концерта поддержали начинающего коллегу. И если бы не смерть Сталина, которая последовала в тот же день, о провале в Большом театре говорили бы долго. Но кончина вождя всех времен и народов затмила собою все!
Первый блин комом не смутил начинающего дирижера. Он понимал, что известным можно стать лишь тогда, когда у оркестра есть запоминающийся репертуар. Поэтому он тщательно отслеживал все процессы, происходящие в профессии, не только в СССР, но и за его пределами. Опытным путем установил, что ближе публике родная музыка. Так во всяком случае старались поступать и в Италии, и в Германии, и во Франции.
Конечно, все могло спасти попурри из наиболее «раскрученных» произведений, но это уже больше похоже на штамп и не дает формировать у слушателей любовь к отечественным композиторам…
Любитель отечественной классики
Под влиянием Чайковского, Рахманинова и других выдающихся авторов Светланов и сам начинает писать много и интересно. Начиналось все, как уже было сказано выше, с Симфонической поэмы «Даугава», но еще ранее были написаны кантата «Родные поля», три русские песни для голоса и оркестра, Симфония си-минор. Думаю, нет смысла объяснять, почему именно си-минор — боль от потери вождя долго была незаживающей раной…
А далее Евгений Борисович очень живо откликался на события в культурной жизни, о чем свидетельствуют некоторые его произведения. Концерт для фортепиано с оркестром, «Сибирская фантазия», Поэма для скрипки и оркестра (памяти Д. Ф. Ойстраха), поэма «Калина красная» (памяти В. Шукшина), Вторая рапсодия, Русские вариации для арфы, «Деревенские сутки» — квинтет для духовых инструментов, Лирический вальс.
Постепенно он превратился в композитора, который притягивал к себе внимание, каждое новое произведение вызывало живой неподдельный интерес. И все чаще вспоминал Евгений Федорович пророческие слова одного старого маэстро, сказанные в день провала 5 марта 1953 года:
«Это ничего, что вы, молодой человек, провалились в самом начале. Это добрый знак. Значит, больше никогда провалов не будет…»
Реклама
Современники удивлялись, как Евгений Федорович успевает сделать столько много. Ведь, помимо дирижирования и написания произведений, он успевал выступать как публицист, теоретик, критик, общественный деятель, просветитель, рецензент. Он тонко разбирался во всем, и молодые композиторы получали от него не только слова одобрения или неодобрения, но и самый тщательный «разбор полетов», что, несомненно, помогало в их творческом росте.
С середины 70-х годов не было, пожалуй, ни одного дня, чтобы из радиоприемников или телевизоров не доносились три волшебных слова: «Дирижер — Евгений Светланов». Я, тогда учащийся музыкальной школы, очень любил слушать именно оркестр Евгения Светланова, потому что знал: маэстро довел исполнение любого произведения до филигранности. Да что там я — на выступлениях оркестра всегда был аншлаг на всех самых знаменитых концертных площадках Европы, включая легендарную Ла Скала.
Лондонцы его простили…
Он сделал для того, чтобы в мире любили Советский Союз и Россию, ничуть не меньше, чем космонавты или хоккеисты. И не случайно был удостоен самых высоких наград и почестей.
Скажите, например, многие ли дирижеры становились Героями Социалистического труда? А Светланову это высокое звание было присвоено! А кроме этого у него была масса званий: Народный артист СССР, лауреат Ленинской премии, Государственных премий СССР и РСФСР имени
«Никто, наверное, не чувствует так глубоко и так верно душу русского человека, как он; никто не воплощает ее в музыке с такой неподдельной искренностью, правдивостью, обжигающей эмоциональностью…», — сказала однажды о маэстро великая русская певица Елена Образцова.
Евгений Федорович Светланов много гастролировал. В мае 2002 года у него было запланировано два больших концерта в Лондоне. Один он успел провести, а второй был запланирован через неделю. После концерта Светланов вылетел в Москву. А второму концерту так и не суждено было состояться. В ночь с 3 на 4 мая 2002 года Евгений Федорович Светланов скончался в своей московской квартире на 74-м году жизни…