…Николай Николаевич родился 10 июля 1889 года в городе Льгов Курской губернии. По одним сведениям его отец был страховым агентом, по другим — агрономом. В 16-летнем возрасте после окончания Курского реального училища Асеев поступает в Московский коммерческий институт. И сразу же после приезда в столицу он рассылает по многим редакциям свои стихотворения, в надежде на то, что где-то их сочтут талантливыми.
Номер прошел, потому что в то время начинающий поэт описывал природу, ее явления, старался передавать свои ощущения без всякого философского налета. Так что стихи охотно брали в журналах «Весна», «Заветы», «Проталинка». А дебютный альманах, в котором Асееву удалось напечататься, назывался «Первоцвет».
А дальше он с охотой погружается в литературный мир столицы: старается не пропускать любые собрания у Валерия Брюсова, Вячеслава Иванова, но особое впечатление на молодого провинциала оказали два поэта — Борис Пастернак и Владимир Маяковский. С последним он одно время даже жил в одной квартире…
Асеев отходит от своей созерцательности и добавляет в поэзию философские нотки. Вот одно из стихотворений той поры, написанное в 1915 году:
Я знаю: все плечи смело
ложатся в волны, как в простыни,
а ваше лицо из мела
горит и сыплется звездами.
Вас море держит в ладони,
с горячего сняв песка,
и кажется, вот утонет
изгиб золотистого виска…
Тогда разорвутся губы
от злой и холодной ругани,
и море пойдет на убыль
задом, как зверь испуганный.
И станет коситься глазом
в небо, за помощью, к третьему,
но брошу лопнувший разум
с размаха далёко вслед ему.
И буду плевать без страха
в лицо им дары и таинства
за то, что твоя рубаха
одна на песке останется.
Появление образа моря не случайно. Именно тогда его призывают в армию и отправляют на Дальний Восток, где Николай проведет долгих шесть лет. Во Владивостоке Асеев вместе с единомышленниками создал группу футуристов, названную «Творчество».
Это были сложные годы: белые, красные, японцы, у всех на Дальний Восток России был свой взгляд. Но Асеев не стал бежать ни в Китай, как это сделала часть белогвардейской армии, ни в Японию, что тоже было возможно. Он выбирает Советскую Россию. И боль от тех времен он лучше всего выразил в своем стихотворении, написанном спустя десять лет после тех событий:
Меня застрелит белый офицер
не так — так этак.
Он, целясь, — не изменится в лице:
он очень меток.
И на суде произнесет он речь,
предельно краток,
что больше нечего ему беречь,
что нет здесь пряток.
Что женщину я у него отбил,
что самой лучшей…
Что сбились здесь в обнимку три судьбы, —
обычный случай.
Но он не скажет, заслонив глаза,
что — всех красивей —
она звалась пятнадцать лет назад
его Россией!..
А в 20-е, Николай Николаевич, «зараженный» революционным пафосом Маяковского, поет осанну коннице Буденного, скорбит по поводу расстрела 26 бакинских комиссаров, пробует донести простым поэтическим языком величие вождя первой пролетарской революции. А с Маяковским на пару Николай Николаевич написал немало агитационных стихов…
Но жизнь потихоньку успокаивается, и в поэзии Асеева все чаще и чаще появляются лирические нотки, правда, обремененные тяжестью сравнений.
О любви к женщине можно написать по-разному. У Асеева получается несколько двойственно: философски-романтично.
Рука тяжелая, прохладная
Легла доверчиво на эту,
Как кисть большая, виноградная,
Захолодевшая к рассвету.
Я знаю всю тебя по пальчикам,
По прядке, где пробора грядка,
И сколько в жизни было мальчиков,
И как с теперешним не сладко.
И часто за тебя мне боязно,
Что кто-нибудь еще и кроме,
Такую тонкую у пояса,
Тебя возьмет и переломит,
И ты пойдешь свой пыл раздаривать.
И станут гаснуть окна дома,
И станет повторенье старого
Тебе до ужаса знакомо…
И ты пойдешь свой пыл растрачивать…
Пока ж с весной не распрощаешься,
Давай, всерьез, по-настоящему,
Поговорим с тобой про счастье.
После смерти Владимира Маяковского, который Асееву был почти что братом, Николай работает над поэмой «Маяковский». Но в конце концов, он остается ею не совсем доволен, считая, что так до конца и не удалось раскрыть всю многогранность натуры первого пролетарского поэта.
Великая Отечественная война заставила Асеева обратиться к истокам патриотичности. Многие его военные стихи и поэмы — страницы поэтической хроники «Радиосводки», «Полет пуль», «В последний час», «Пламя победы» — исправно печатали в газетах «Правда», «Красная звезда» и других. Но они не стали, как сейчас говорят, шлягерами, потому что выражали мироощущения не народа, а самого Асеева. Как, например, стихотворение «Поезда», написанное в 1942 году:
Над пространствами оледенелыми,
где студеная блещет звезда,
пролетают калеными стрелами
огнедышащие поезда.
С продовольствием, танками, пушками,
с эшелонами силы живой
погромыхивают теплушками
на подмогу страде боевой.
Паровозы, заросшие в инее, —
воду взял на ходу и — прочь!
А над ними раскинулась синяя
новогодняя грозная ночь.
Ни секунды промешки и праздности,
— каждый миг у них на счету;
к постоянной привыкший опасности
глаз прощупывает темноту.
Ни жилья далеко в обе стороны,
ожидай непредвиденных встреч;
рыщут в небе железные вороны,
чтобы путь им навек пересечь.
Над просторами онемелыми,
дымный хвост по полям разметав,
пробегают, ведомые смелыми,
за составом гремящий состав.
Если хищник вблизи обнаружится,
если с неба сорвется гроза, —
не изменит суровое мужество,
не сдадут на ходу тормоза.
Горизонт полыхает пожарами.
Не замедли, не сдай, доведи!
Машинистами и кочегарами
много видывано на пути.
Много бед пронеслось над бывалыми,
отклубилось, как пар на траве;
над горящими поддувалами
много дум проплыло в голове.
В небе — звезд золотистые оспины.
Постоянно держись начеку!
Много снов ими в жизни недоспано,
недовидено на веку.
Наклонись же над лицами дымными,
отведи беду от них прочь,
сохрани ты их невредимыми,
новогодняя синяя ночь!
В послевоенные годы, когда ему самому уже перевалило за полвека, Асеев старался создавать стихи, которые концентрировали бы мысль в трех-четырех четверостишиях:
Небо — как будто летящий мрамор
с белыми глыбами облаков,
словно обломки какого-то храма,
ниспровергнутого в бездну веков!
Это, наверно, был храм поэзии:
яркое чувство, дерзкая мысль;
только его над землею подвесили
в недосягаемо дальнюю высь.
Небо — как будто летящий мрамор
с белыми глыбами облаков,
только пустая воздушная яма
для неразборчивых знатоков!
А еще он писал стихи для детей. И в них он предстает совершено другим поэтом, ведь вызвать интерес у детей гораздо тяжелее, чем у взрослых…
Тихо-тихо сидят снегири на снегу
меж стеблей прошлогодней крапивы;
я тебе до конца описать не смогу,
как они и бедны и красивы!
Тихо-тихо клюют на крапиве зерно, —
без кормежки прожить не шутки!
Пусть крапивы зерно, хоть не сытно оно,
да хоть что-нибудь будет в желудке.
Тихо-тихо сидят на снегу снегири —
на головках бобровые шапочки,
у самца на груди отраженье зари,
скромно-серые перья на самочке.
Поскакали вприпрыжку один за другой
по своей Подкрапивенской улице;
небо взмыло над ними высокой дугой,
снег последней поземкою курится.
И такая вокруг снегирей тишина,
так они никого не пугаются
и так явен их поиск скупого зерна,
что понятно: весна надвигается!
И последнее, о чем мне хотелось бы рассказать. Именно Николай Асеев стал автором сценария фильма «Броненосец Потемкин». С этого можно было начать, но и в концовке этот факт смотрится интересно…