Ефим Егорович родился в 1909 году в деревне Полухино Саратовской области, в семье крестьянина. Не собирался покидать родную деревню Ефим и после окончания школы, но так как он был парнем смышленым, местный учитель предложил ему поступить в ветеринарный техникум, а после этого принимать окончательное решение.
Голод — не тетка…
Все планы спутал голод. В 1932—1933 годах на Саратовскую область обрушилось настоящее бедствие, по некоторым данным смертность в ряде районов по сравнению с концом 20-х годов увеличилась в 3−4 раза. Так что 24-летний ветеринар задумался, а стоит ли ему возвращаться в родную деревню? Решил, что работы ему и в городе хватит.
Райцентр — село Аркадак — располагался в живописном месте — совсем рядом река Большой Аркадак впадает в реку Хопер. Но здесь Ефим задерживаться не стал, а отправился на станцию Ртищево, по тем временам она считалась крупным железнодорожным узлом. Там же, на станции Букоткин и работу нашел: устроился фельдшером пункта промывки вагонов Ртищевского железнодорожного узла. Специальность была не пыльная и очень нравилась Ефиму.
Спустя несколько лет, когда началась Великая Отечественная война, Букоткина после призыва в армию хотели направить в один из фронтовых госпиталей, но рассудительный Ефим уговорил военкома отправить его в обычное подразделение, мол, его опыт медика, сгодится и в действующей части. Так он попал в артиллерию. С февраля 1942 года Букоткин в составе Брянского фронта войска участвовал в жестокой «мясорубке» под городом Ливны.
Каждый год — по ордену
После поражения под Москвой немцы планировали контрнаступление летом 1942 года. Один из главных направлений удара нацелили на Ливны. 28 июня начался прорыв немецких армий. В тот же день Сталин издал трагически знаменитый приказ № 227: «Ни шагу назад». Отступление было запрещено, да и отступать, по большому счету, было некуда. «Ливенский щит» выдержал. И хотя в тот раз Ливны пришлось оставить, но через месяц город был освобожден.
Сегодня, спустя 63 года после Великой Победы, третьему и четвертому послевоенному поколению почему-то кажется, что на фронте за каждый подвиг полагалась награда. Все было далеко не так: иной раз наградные документы терялись, порой просто времени не хватало, чтобы заполнить наградной лист. В десятках боях принимал участие артиллерист Букоткин, а свою первую награду — солдатскую медаль «За отвагу» заслужил только в 1943 году. А потом его наградили орденом Красного Знамени. Мало кто знает, что он оставался высшим боевым орденом страны почти 20 лет, до тех пор, пока 8 ноября 1943 года не появился орден «Победа».
За весь 1944 год на гимнастерке старшины Ефима Букоткина прибавилась только одна награда — орден «Отечественной войны» II степени, а в самом начале 1945 года он заслужил орден «Славы» III степени. Но еще раз повторюсь, Букоткин не раз выходил победителем из самых тяжелых боев. Кроме того, зачастую он проявлял инициативу в бою, принимая на себя ответственность за выполнение боевой задачи. И никогда не отсиживался за спинами товарищей, всегда рвался вперед, поднимая за собой бойцов.
À la guerre, comme à la guerre*
26 апреля 1945 года после освобождения словацкого города Тренчин, передовые части 240-й стрелковой дивизии двинулись дальше, преследуя противника. Близ села Коритна наша атака захлебнулась: немцы занимали господствующую высотку, на которой установили два станковых пулемета. Наша пехота залегла под огнем. Так продолжалось час, другой, пока у командиров не выдержали нервы: оно-то бы пару танков и с пулеметчиками было бы покончено. Но в их отсутствие вспомнили вдруг об артиллерии.
Здесь нужна была отвага: гибнуть в то время, когда основные силы нашей армии штурмовали Берлин, на второстепенном участке войны никому не хотелось. И тогда свой в полный рост встал старшина Букоткин. Под градом пуль он с подчиненными выкатил свою «сорокопятку» на позицию для стрельбы прямой наводкой. Несколько удачных выстрелов, и пулеметы замолчали…
Но бой еще не был окончен. В одну из наших стрелковых рот из лесу врезались фашистские автоматчики. С ними-то пехота могла бы справиться, но контратаку поддерживали два танка. Надежда была только на артиллеристов, и Букоткин не подвел. С первого выстрела он поджег один танк, а второй успел выстрелить. Снаряд разорвался в считанных метрах от батареи. Ефим почувствовал, как осколок снаряда впился в ногу. Но старшина не покинул поле боя и руководил стрельбой до тех пор, пока и второй фашистский танк не загорелся…
И тут случилось, как говорят французы «À la guerre, comme à la guerre». Наша пехота устремилась вперед, а артиллерия за нею не угналась. Спустя четверть часа вышедшая из леса вторая многочисленная группа фашистов, обнаружила беззащитную советскую «сорокапятку» и ударила с трех сторон. Результат боя был почти что предсказуем: гитлеровцы вывели из строя пушку, уничтожили почти весь расчет, но и сами были вынуждены отступить, оставив на поле боя около двух десятков убитыми и два станковых пулемета.
А вот вторая вражеская атака (четыре десятка автоматчиков на двух израненных артиллеристов) была для фашистов куда успешнее. Когда они окружили искореженную пушку со всех сторон, они обнаружили живым только одного человека — командира орудия. Но он не прекращал отстреливаться, а когда закончились патроны, закидал фашистов гранатами. И все-таки несколько фрицев сумели подобраться к старшине, когда он был ранен в живот и потерял сознание.
В бешеной злобе гитлеровцы облили героя бензином и подожгли. И тут случилось чудо. Острая боль вернула сознание Букоткину. Он вскочил на ноги, выдернул чеку из зажатой в руке «лимонки» и метнул гранату в толпу врагов. Но еще до того, как граната долетела, фашисты успели автоматной очередью прошить старшину. А спустя мгновение раздался мощный взрыв…
Уцелевшие гитлеровцы набросали на Букоткина сено и хворост, и обессилевшего от боли, живьем сожгли в костре… Наша пехота подоспела слишком поздно…
Так и погиб отважный старшина Ефим Егорович Букоткин. А через год, в мае 1946 года, ему было посмертно присвоено звание «Герой Советского Союза». Но память о «Волжском Данко», как его назвали боевые товарищи, не угасла с этим поминальным костром…
*À la guerre, comme à la guerre (фр. «На войне, как на войне»)