Жили бедно, трудно. Но никогда не унывали. Да и как можно раскисать в этом южном городе, когда 355 дней в году яркое солнце, сочные персики, черешня размером со сливу, а самое главное — море, море… Жора был влюблен в свой город безумно, и ни за что бы не променял на какой-то другой…
Но в 1941 году разразилась война, а вскоре город осадили фашистские и румынские войска. 13-летний подросток помогал рыть окопы, ухаживал в госпитале за ранеными, попытался прибиться к какому-нибудь партизанскому отряду, чтобы бить захватчиков. Все попытки ни к чему не привели: мал еще…
На каторгу отправить не успели…
Однако и сидеть без дела Жоре тоже не хотелось. Вместе с такими же друзьями подростками Добровольский мечтал о мщении. Подражая взрослым, они решили собрать свой партизанский отряд, а первым заданием для всех был поиск оружия. Ребята нашли несколько пистолетов, автоматов, гранат. Пистолеты оставили у себя, а автоматы зарыли в землю, чтобы при первой возможности воспользоваться оружием.
Их выследили. Жандармская полиция нагрянула к Добровольским с обыском очень неожиданно. Спрятать пистолет у Жоры не было никакой возможности. Оружие нашли, 15-летнего подростка увели в тюрьму. Никакого снисхождения к возрасту не было: малолетний узник 22 февраля 1944 года был приговорен военно-полевым судом к 25 годам каторжных работ. Во многом из-за того, что во время пыток не выдал никого из своих товарищей.
Они его не забыли, устроили побег. Это случилось 19 марта. А меньше, чем через месяц, 10 апреля, в Одессу вошли первые батальоны советских войск, принеся с собой освобождение от оккупации.
Летал с упоением…
Жоре предлагали вернуться за школьную парту, но он выбрал Одесскую специальную школу ВВС, которую окончил в 1946 году и поступил в Чугуевское военное училище летчиков. За четыре года учебы здесь Добровольский так сроднился с небом, что каждый день без полетов считал прожитым зря. Одна из формулировок характеристики, подписанной начальством в этот период, звучит так: «Летал с упоением».
А еще в любом летном коллективе Георгий Тимофеевич был душой компании. Он был великолепный рассказчик, знал множество анекдотов, умел подбодрить в самой сложной ситуации. И люди к нему тянулись, делились своими проблемами. Не случайно молодого летчика назначили замполитом эскадрильи, а потом и главным политработником авиационного полка. Где бы он ни проходил службу — в частях Одесского и Прибалтийского военных округов, в Группе советских войск в Германии, всегда выводил свою часть в число лучших.
Спустя 30 лет, в начале 90-х, мне довелось побывать в командировке в части, в которой служил Георгий Тимофеевич. В музее полка был стенд, посвященный будущему космонавту, выписки из его аттестаций, газетные заметки. Конечно, встретиться с людьми, летавшими вместе с Добровольским, не удалось: срок службы военного летчика зачастую короче, чем у армейских офицеров. Но то, что авиаторы следующего поколения знали и помнили о космонавте, могу подтвердить, как на духу…
В конце 50-х капитан Добровольский поступил в военно-воздушную академию, которую окончил в год первого полета человека в космос, в 1961 году. Конечно, Добровольский грезил о том, чтобы самому оказаться в отряде космонавтов, но чтобы мечта сбылась так рано (он был принят в 1963 году), похоже, не ожидал и сам.
А дальше работа до седьмого пота: летная, парашютная и физическая подготовка, постоянные медицинские тесты, баро-, сурдокамеры, центрифуга… Одних парашютных прыжков за семь лет подготовки Добровольский совершил 111. И всякий раз после тяжелого напряженного дня он спешил домой, где подрастали две дочки…
Последний полет…
Экипаж «Союза-11» сложился не сразу. Дело в том, что в конце 60-х в космос летали по двое космонавтов. А тут американцы запустили на орбиту сразу трех. Было принято решение и советский экипаж создать из трех человек. Причем, по иронии судьбы, перед самым стартом основной экипаж (Алексей Леонов, Валерий Кубасов и Петр Колодин) был заменен дублирующим (Добровольский, Волков, Пацаев). Говорят, что три скафандра не умещались на корабле, поэтому решили лететь в спортивных костюмах. В это трудно поверить хотя бы потому, что чуть больше, чем за месяц до старта «Союза 11», 23 апреля 1971 года В. Шаталов, А. Елисеев и Н. Рукавишников на корабле «Союз-10» уже побывали в космосе, но не смогли попасть на орбитальную станцию. Между тем упоминаний о том, что они летали в спортивных костюмах, нет…
Что случилось на старте? За трое суток до старта экипажам предстояло пройти предполетное медобследование. И вот здесь у Павла Кубасова врачи обнаружили небольшой воспалительный очаг в легких. Космонавт чувствовал себя нормально, не жаловался, поэтому вердикт медиков встретил в штыки — ведь он шел в основном экипаже.
Без энтузиазма воспринял известие о замене и командир экипажа Алексей Леонов. Он потребовал заменить Кубасова на Волкова, но на это не пошла уже комиссия…
6 июня экипаж корабля «Союз-11» отправился в космос. Было ли у них предчувствие того, что возвратиться живыми им будет не суждено? Да, было. Примерно за полгода до этого Владислав Волков и Виктор Пацаев вместе с женами и детьми отдыхали вместе в пансионате на Истре. Вера Александровна вспоминает, как однажды они засиделись до позднего вечера, разоткровенничались, и Владислав признался: «Я рад, что не полечу на первую станцию». — «Почему?» — удивилась Пацаева. «Мне было предсказание, что я погибну», — ответил он.
Но судьба еще раз дала понять экипажу, что у них есть шанс. На орбитальной станции случился пожар — загорелись силовые кабели, повалил едкий дым. Космонавты едва успели перейти в спускаемый аппарат и уже готовились к срочной эвакуации.
«У Добровольского был замечательный характер: он все умел перевести в шутку, — рассказывала В. Пацаева. — Когда случился пожар, Волков передал сообщение на Землю: у них пожар, и они будут спускаться. Георгий не стал спорить, хотя вместе с Витей продолжал искать причину огня. В конце концов, они ее нашли и устранили. Полет продолжился».
30 июня, в 01.35, была включена тормозная двигательная установка «Союза». Отработав расчетное время и потеряв скорость, корабль начал сходить с орбиты. После аэродинамического торможения в атмосфере нормально раскрылся парашют, сработали двигатели мягкой посадки, спускаемый аппарат плавно приземлился в степи Центрального Казахстана, западнее горы Мунлы.
Спасти не удалось…
Врач Анатолий Лебедев, работавший тогда в Центре подготовки космонавтов, вспоминал: «Мы на своем вертолете внимательно вслушивались в радиопереговоры других поисковых групп — кто увидит корабль первым? Наконец, лаконичное: «Вижу! Сопровождаю!» — и взрыв голосов в эфире. Всех голосов, кроме… Да, точно: удивляло одно — никто из экипажей поисковой службы не мог связаться с космонавтами. Мы еще тогда подумали: наверно, строповая антенна не работает, а поэтому и невозможно установить связь с экипажем «Союза».
Наконец и мы, медики, через иллюминаторы вертолета увидели бело-оранжевый купол парашюта корабля, чуть серебристый от восходящего солнца. Мы летели точно к месту посадки, и сели вслед за кораблем, метрах в 50−100. Как бывает в таких случаях? Открываешь люк спускаемого аппарата, оттуда — голоса экипажа. А тут — хруст окалины, стук металла, стрекот вертолетов и… тишина из корабля.
Мне довелось извлекать из корабля первым его командира — Георгия Добровольского. Я знал, что он сидел на среднем кресле. Не скрою, я его не узнал: космонавты обросли бородами за время полета (были у них сложности с бритьем), да и необычные условия спуска тоже, по-видимому, повлияли на их внешний вид. Вслед за Добровольским мы вынули Пацаева и Волкова…
В первые мгновения ничего не понятно; быстрый осмотр тоже не позволил сразу дать заключение о состоянии экипажа: что произошло за секунды радиомолчания, пока шар спускаемого аппарата прошивал атмосферу?! У всех космонавтов практически нормальная температура тела.
Да и, честно сказать, это не то чтобы непонимание, — мысль о трагедии просто ни к кому и близко не подходила в те секунды. Вся наша медицинская бригада развернулась мгновенно. Наличие опытного реаниматолога из Института имени Склифосовского сразу определило характер и средства помощи. Шесть врачей приступили к проведению искусственного дыхания, непрямого массажа сердца. Минута, еще…"
Георгий Тимофеевич Добровольский с другими членами экипажа были похоронены у Кремлевской стены 2 июля 1971 г.
Через несколько дней стали известны результаты расшифровки записей «черного ящика». Анализ записей автономного регистратора системы бортовых измерений показал, что с момента отделения бытового отсека — на высоте более 150 километров — давление в спускаемом аппарате стало падать и через 30−40 секунд стало практически нулевым. Спустя 42 секунды после разгерметизации сердца космонавтов остановились.
Слово космонавту Алексею Леонову: «Ошибка была заложена в конструкции. Произошла разгерметизация кабины во время отстрела орбитального отсека. При монтаже шариковых клапанов монтажники вместо усилия 90 кг закрутили с усилием 60−65 кг. При отстреле орбитального отсека произошла большая перегрузка, которая заставила сработать эти клапаны, и они рассыпались. Обнаружилась дырка диаметром 20 мм. Через 22 секунды космонавты потеряли сознание».