Эмиль родился в Москве, 19 ноября 1921 года, в скромной еврейской семье. С первых же дней его жизни он, в основном, видит двух самых дорогих ему женщин: маму и старшую сестру Анну. Но спустя несколько лет в семье происходят перемены — отец оставляет семью и уезжает с новой женой в другой город, Аня переезжает в комнату в коммунальной квартире, а Эмиль остается с мамой. Как он любил долгие зимние вечера, когда маме не нужно было никуда спешить, и она читала сыну сказки…
Дитя «коммуналки»
Но идиллия длится очень недолго: мама внезапно умирает. Он остается сиротой, а квартира, в которой они жили, переходит к другим людям. Эмиль оказывается у сестры в крошечной комнате коммунальной квартиры, в которой в общей сложности ютилось более 30 человек. Общая кухня, общий санузел, вечный гомон детей и ссоры взрослых.
Единственная возможность скрыться от всего этого — создать свой мир, в котором не будет места житейским проблемам. У Эмиля это получается. Он часто ходит по музеям, впитывает в себя энергетику людей, ставших великими, всматривается в их лица, пытается походить на них. А вечерами, дома, садится за тетрадку и пишет. Причем, все без разбору: стихи и рассказы, маленькую повесть и даже пьесу. И все о трагических судьбах, ведь боль от потери матери не отпускает…
Школа окончена, и на семейном совете острый вопрос: какую профессию выбрать? Решение далось нелегко, слишком разносторонним казался Эмиль. Наконец, остановились на профессии врача. «Нравится?» — спрашивает сестра. «Не знаю», — пожимает плечами брат. «Станешь хорошо учиться, у тебя будет стипендия», — чуть поддавливает сестра. «Мне бы хотелось стать художником», — отбивается Эмиль. «Но в медицинском стипендия», — не отступается Анна. Против такого аргумента крыть нечем…
Да, он по-прежнему сочиняет, в свободное время рисует, причем, красиво, но медицинские науки все-таки скучноваты для тех, у кого этот выбор во многом случаен. Впрочем, учиться доводится недолго. Война. И вот уже тщедушный Эмиль ворочает непривычно тяжелой для себя лопатой набухшую от осеней влаги глину, роя окопы в Подмосковье. А дальше несчастный случай, тяжелейшая травма позвоночника, больница и эвакуация.
Пленник карих глаз
Но даже не это главное в том тяжелейшем 1941 году. А то, что Эмиль женится на своей однокласснице Ирме. Это было такое чувство, без которого невозможно представить суть жизни. Оно вызревало долго, но взяло свое. Об этом можно судить хотя бы по тем строчкам, которые Брагинский посвятил своей девочке (они познакомились в четвертом классе).
Я в глазах твоих счастье нашел,
Но горе увидел не сразу.
О карий, бархатный шелк
В белой, хрустальной вазе.
О, пленящий, жгучий, искристый
И огненный взгляд молний,
Я искал в тебе тихую пристань,
Но нашел лишь ярые волны.
О, дерзкая пьяная ночь,
Приди же солнцу на смену.
Хочу, но не в силах, уйти прочь
Я от карего плена…
Наивно? Смешно? Пляшущие рифмы? Сделаем скидку на то, что поэту шел 17-й год… Но зато все здесь искренне, от всего сердца, и думаю, ни одна дочь Евы не отказалась бы от подобного подарка-посвящения.
Они уехали в Сталинабад (Душанбе) вместе. Здесь зарегистрировали свой брак, который длился долгих 57 лет, до кончины Эмиля Вениаминовича. Они приехали к дяде Эмиля, но оказалось, что его маленькая комнатушка уже забита другими родственниками, приехавшими из европейской части страны. Но дядя нашел выход из положения: он вынес для молодых кровать прямо в дворик. Здесь они и спали долгие месяцы, пока не перебрались в общежитие. Ну, скажите, такое разве забывается?!
А медицинский институт Брагинский бросил на четвертом курсе. В отличие от супруги, которая получила специальность врача. Впрочем, она проработала по специальности года три, не больше. А потом стала мужу верной помощницей во всем: мало кто знает, но первым критиком всех его рукописей, причем критиком жестким, несгибаемым, была именно Ирма Ефремовна.
В журналистику через шахматы
Они вернулись в Москву в 1943 году. Еле нашли комнатку в коммуналке, Эмилю посчастливилось познакомиться с одним рижским гроссмейстером (сам Брагинский в эвакуации кормился игрой в шахматы). Познакомились за шахматной доской (едва ли не единственный случай, когда Эмиль проиграл партию в пух и прах, но у гостя на лбу не было написано, что он гроссмейстер). А потом рижанин пояснил, что здесь он освещает чемпионат СССР по шахматам и очень тяготится тем, что каждый день нужно бегать на телеграф и давать телеграммы. В общем, за него чемпионат начал освещать Брагинский. А уже через спорт он познакомился с Вадимом Синявским, и они даже подписывали совместную заметку «Э. Синявский» — в шутку.
Попав в серьезную журналистику, в журнал «Огонек», Брагинский начал писать пьесы. И каждая из них отличается жизнелюбием и обязательным хеппи-эндом. Ни одного из своих героев Эмиль Брагинский не умертвил.
А дальше была дружба с Рязановым, длившаяся четверть века.
В 1975 году Брагинский перенес инфаркт. В институте кардиологии заведующий реанимационным отделением сказал Ирме Ефремовне, что её муж проживет максимум дня два. Когда Брагинского выписывали из клиники, жене снова сообщили: «Ну годика на два вы можете рассчитывать». Смерть задержалась для него на 24 года. И настигла в аэропорту, когда, после возвращения из Парижа, Эмиль Вениаминович проходил паспортный контроль. Второй инфаркт шансов не оставил…
А более 30 фильмов остались. Причем три из них — «Райское яблочко», «Дом надежды» (телесериал) и «Тихие омуты» вышли уже после его смерти…