Курск. Июнь 1941 года…
Война вошла в жизнь дружной семьи Козиных уже 24 июня. Глава семьи — столяр Григорий Козин — тщательно, по-крестьянски, упаковал вещевой мешок, убедился, что при его потряхивании не раздается ни звука, наскоро обнял жену и, отводя ставшие вдруг влажными глаза, чуть слышно произнёс:
— Не горюй, мать! Прогоним фашиста, и трех недель не пройдет. Кольку береги! Я специально узнавал, его на фронт не возьмут, у них в педагогическом техникуме бронь…
18-летний Николай тоже верил, что с гитлеровцами долго церемониться не будут. Но прошел месяц, полтора. Советские войска гнулись, отступали под натиском иноземных полчищ, оставляя за собой города и деревни. И тогда все 19 парней из их группы написали заявления в военкомат: хотим бить врага! Добровольно.
Николаю повезло. Его закадычного дружка и одноклассника Володю Козловского, с которым они в одной группе учились, отправили учиться на связистов вместе с ним. В Харьков. И спустя три месяца, когда они сдавали экзамены в учебном подразделении, друзей решили не разделять, а отправили в батальон связи под Сталинград…
Калинковичи. Ноябрь 1943 года
Первая радость солдата на войне — письмо из дома. А особенно, если конверты несут в себе радостную весть. Один такой получил Козин от матери. Она сообщила, что отец прислал треугольник, сообщает, что стал офицером, воюет в пехоте. И номер полевой почты сообщила.
Посмотрел Николай на цифры и чуть не обмер. Первые три цифры — одинаковые. А значит, батя где-то рядом, может быть, в одной дивизии.
Прибежал к ротному. Тот отправил его на полевую почту, расспросить. Почтари не стали скрывать: да, эта часть стоит рядом, всего каких-то 25 километров от них. Повезло тебе, парень…
Командир роты навстречу пошел, выписал отпуск на двое суток. Да еще и вестового дал. Утром вскочили на коней — другого транспорта у связистов не было — и помчались во весь опор под
К обеду были уже на месте. Пришел в расположение третьего батальона, в котором батя числится. Зашел в блиндаж. Представился какому-то осунувшемуся капитану, чин по чину. Тот сначала улыбнулся, но тут же улыбку погасил, а крикнул громко:
— Степаненко! Тут к Козину сын приехал! Проводи…
Веснушчатый солдатик повел его почему-то за расположение батальона, к опушке леса. А по дороге рассказывал, что вчера утром тут был страшный бой, немцы пытались отбить деревню. Бросили крупные силы. Еле-еле их сдержали, не дали врагу пройти.
— Ну вот и всё, — остановился перед самой опушкой солдатик.
— Что всё? — не понял Козин, разглядывая длинную, метров триста траншею, наскоро присыпанную свежей землей.
— Всё. Здесь и лежат все 240 наших геройски погибших боевых товарища. Час назад схоронили, митинг был. А твой батя — настоящий герой. Когда пулеметчика автоматной очередью срезало, Козин сам за «максим» лег. Фашистов положил — уйму! Жаль, какой-то фриц его гранатой достал… Эх, вам бы хотя бы час назад приехать…
«Был у бати! — писал Николай тем же вечером матери. — Встретились, поговорили. Привет огромный тебе передавал. Вот прогоним фашистских гадов, и вернемся…»
«Сынок, — читал он в ответном письме месяца два спустя, — нехорошо мамашу обманывать. Твое письмо пришло спустя неделю после похоронки. Нет с нами больше нашего Гриши. Отомсти этим подонкам за родную кровь…»
* * *
— Сволочи, опять кабель перебили, — командир батальона связи смачно послал невидимых фашистов по матушке и внимательно посмотрел на своего подчиненного — сержанта Николая Козина. — Отсутствие связи в наступлении — это почти что трибунал! Командир полка мне уже таких навешал, не передать. Бери Козловского и вперед, на линию. Если уж ты, дважды солдатский герой, не справишься, то больше посылать уже некого. Только как сына прошу, на рожон не лезь, вдруг они возле обрыва вас и поджидают…
Насчет дважды солдатского героя офицер не загнул, к тому времени Козин был награжден двумя медалями «За отвагу». А что касается осторожности, то мог вообще не предупреждать — все в батальоне знали: Николай по-пластунски ползал как уж, да и взгляд имел острый — фрицев за версту распознавал.
Сглазил капитан! Не нужно было ему ни о чем говорить под руку.
…Этот разрыв они, в конце концов, нашли. Козловский присел на корточки, соединяя провода. А Козин стоял в полный рост и торопил:
— Вовка! Скорее! Видишь, «рама» над нами зависла. Эх, шарахнуть бы ее чем-то, да лучше огня не открывать, гитлеровцы где-то рядом…
От самолета отделилась крохотная точка.
— Ложись, бомба! — успел крикнуть Козин.
Сколько раз так бывало: свистит, свистит бомба, а ты вдруг понимаешь, не твоя это смерть, даже осколками не заденет. А тут, как на грех, аккурат между ними легла. Николай успел нырнуть в ближайшую воронку, оставшуюся от прежних бомбежек. И обезумевшими глазами неестественно долго, словно в замедленной съемке, смотрел на то, как осколки разрезают ставшего роднее брата Володю пополам. А дальше накатила взрывная волна…
Восточная Пруссия. Октябрь 1944 года
17 августа 1944 года советские войска вышли на границу Восточной Пруссии. А осенью части 5-й армии, в которой проходил службу старший сержант Козин, подошли в район немецкого города Шталлупенен (ныне г. Нестеров).
Противоборствующие стороны разделила небольшая речушка. Для того чтобы определить месторасположение гитлеровских частей, срочно нужен был «язык».
Разведгруппе капитана Наумова придали в помощь старшего сержанта Козина. Глубокой ночью четверка отважных погрузилась в лодку и практически беззвучно причалила к чужому берегу.
Метрах в трехстах находился фашистский блиндаж. К счастью, в нем находилось только два гитлеровца, которых сначала оглушили, а потом выволокли на свежий воздух. Один из них был здоровенный мужик лет сорока пяти. Его еле-еле скрутили. Второй — испуганный мальчишка лет шестнадцати. Он съежился, как галчонок, а по его впалым щекам текли крупные слезы.
Наумов протянул Козину нож.
— Сержант, мы можем с собой взять только одного, лодка не выдержит. Берем бугая, а ты этого мальца… Ликвидируй… Стрелять нельзя, фрицев переполошим, действуй ножом. А мы пошли. Догонишь…
Николай взглянул на пленного. Совсем пацан. Почти как он в далеком сорок первом. У него наверняка есть мать. Какое тут ножом…
Тем временем мальчишка опустился на колени и умоляюще поднял к небу руки. Козин его легонько подтолкнул, мол, беги. Парень сначала не понял, и тогда сержант показал жестом — беги. Еще через пару секунд парнишка растворился в темноте…
— Ну, как? — строго спросил Наумов.
— Ваше задание выполнено!
Капитан внимательно осмотрел Козина с ног до головы.
— А что, если я тебя отдам под трибунал? Во-первых, немца отпустил, во-вторых, офицеру врешь…
— Да я… Я его… Того…
— Того, — передразнил Наумов, — да у тебя ни капли крови ни на сапогах, ни на гимнастерке нет. Старого разведчика захотел провести…
Калининград. Июнь 1948 года
С капитаном Наумовым Николай встретился в послевоенном Калининграде. Тот его и не узнал. Зато Козин запомнил этого офицера, сохранившего ему незапятнанное имя на всю жизнь.
Наумов был назначен парторгом в один из колхозов Неманского района и пригласил с собой Козина. Тот согласился. А вскоре возглавил отделение колхоза «Неманский» в пос. Ветрово.
На первых порах пришлось несладко. Все три бригадира оказались пьяницами, и Николай Григорьевич, присмотревшись к ним, быстро перевел их с руководящих должностей. Кого-то скотником назначил, кого-то простым трактористом. А бригадирами стали три женщины-доярки.
Такая рокировка помогла, во-первых, показать селянам, что новый управляющий не намерен мириться ни с пьянством, ни с безалаберностью, ни с отсутствием дисциплины. И хотя гайки закручивал жестко, колхозники уважали волевого фронтовика, начали работать на совесть. И как результат — практически каждый год ветровцы вместе с Козиным участвовали во всесоюзной ВДНХ в Москве, откуда привозили медали всех достоинств.
В том, что со временем хозяйство стало миллионером — немалая заслуга Козина, ведь его отделение всегда было самое лучшее, на него равнялись другие. А на парадном кителе Николая Григорьевича появились кроме фронтовых орденов — Красной Звезды и «Отечественной войны» I степени — еще два ордена — за труд: Октябрьской революции и «Знак почета».
Особенно дорог был ветерану орден Октябрьской революции, по своему статуту он шел сразу после ордена Ленина…
Кстати, и старший сын Николая Григорьевича — Александр — отцовской чести солдата победы не уронил. Во время выполнения интернационального долга в Афганистане был награжден сначала медалью «За отвагу», а потом и орденом Красной звезды.
Николай Григорьевич скончался в 2005-м, на 82-м году жизни…