Но отец будущего философа, Константин Федорович, принадлежал к известному шведскому дворянскому роду, обосновавшемуся в Риге еще до взятия будущей столицы Латвии Петром I, а когда русские пришли в 1710 году, не рванули вместе с остальными на корабли, отплывавшие на историческую родину, а остались на месте. И фамилию на шведский манер оставили, только имена детям начали давать русские. От греха подальше…
Впрочем, старший Рёрих к моменту рождения Николая в октябре 1874 года, жил не в Риге, а в Санкт-Петербурге, имел нотариальную контору, довольно известную в деловых кругах. Как только Николенька начал подавать большие надежды в письме и рисовании (первые мальчишеские рассказы Рёрих-младший сочинил уже в 7-летнем возрасте) отец решил, что именно младший будет его преемником, продолжит нотариальную династию.
Да не тут-то было. Всему виной — археолог Лев Ивановский, сосед Рёрихов. Он часто отпрашивал Колю у родителей для того, чтобы взять его с собой на раскопки. И заразил юношу любовью к этому непростому занятию. А окончательно понял Константин Федорович, что из сына нотариус не вытанцовывается, после того как 14-летний Николай с горящими глазами притащил домой золотые и серебряные монеты, которые лично раскопал в одном из курганов.
Однако через пять лет Николай стал студентом юридического факультета Санкт-Петербургского университета (чтобы не злить отца). Но его сердце и душа принадлежали искусству. Как он в те тяжелые годы не свалился от перенапряжения, остается только гадать. Ведь каждый день у него был расписан буквально по минутам: с утра работа в мастерской знаменитого Архипа Ивановича Куинджи, потом лекции в университете, вечером занятия в кружке самообразования, который сам же создал вместе с товарищами по учебе.
А тут еще новая «болезнь» — Рёрих всерьез увлекся изучением истории и культуры древних персов. Он мечтал изложить все свои познания в большом труде, прочитав который, любой обыватель мог бы считаться знатоком обычаев и нравов этого древнего народа. И труд этот двигался параллельно с учебой в художественной академии.
Только люди, не знающие Рёриха, могли подумать, что этому парню баснословно везет. Он не ждал милости от природы, а сам развернул свою удачу к себе лицом. И эта целеустремленность, «густота» идей и содержания не просто перекочевывали в картины, они били всякого, кто взглянет на творение кисти, словно электрическим током. Так «разряд молнии» поразил самого Павла Михайловича Третьякова, который на дипломной выставке выбрал картину Рёриха «Гонец» для своего музея.
Порой его ругали за то, что слишком увлечен своими картинами, за этим не остается времени на личную жизнь. Но девушки и пирушки Николая не очень-то привлекали, а на все разговоры кумушек-матушек, мол, пора жениться, он неизменно отвечал: вот встречу свою вторую половину, тогда и подумаю, а пока не приставайте…
И такая встреча состоялась. В новгородском имении Павла Путятина, к которому 25-летний Рёрих заехал, чтобы договориться насчет завтрашней охоты. Самого хозяина дома не было, а гостя взялась развлекать его племянница, 20-летняя красавица Елена Шапошникова. Кстати, у нее тоже были шведские корни, именно ее прадед, в ранге бургомистра, встречал с хлебом-солью Петра I в Риге, и даже подарил ему невесть как оказавшуюся здесь шапку Мономаха. В ответ царь пожаловал шведу русское дворянство и фамилию Шапошников.
Молодые люди встретились взглядами и… загорелись. Их души плотно прикипели друг к другу. Эта была любовь не то, что с первого взгляда, а с первого стука сердца. Когда кровь взметается фонтаном в жилах, а потом падает куда-то стремительно, как вагон на американской горке. Они замерли, каждый смотрел весь вечер на краешек стола, боясь поймать на себе взгляд другого, а к моменту приезда дядюшки Николай понял, что никуда не хочет уходить из этого дома.
Во время второй встречи они уже не были такие скованные, художник осмелел до такой степени, что вовсю разглядывал Елену, все больше и больше находя, что она могла бы украсить любую картину. И даже сделал предложение попозировать.
Зато у Путятина голова не кружилась, как у обоих влюбленных. Он явно не горел желанием отдать племянницу пусть за именитого, но отнюдь не богатого художника. Куда практичнее и заманчивее было устроить брак Елены с каким-нибудь богатым помещиком или купцом. Ей же, глупой, за солидным, основательным мужчиной будет гораздо спокойнее, чем за капризным, обидчивым гением. А еще над Путятиным довлела ответственность за ее судьбу, ведь отца у девушки не было, к тому времени он уже умер…
В общем, дежурной отговоркой для дяди стало известная фраза: «Он тебе не пара! У тебя в роду и фельдмаршал Кутузов, и композитор Мусоргский, а у него генеалогическое древо только дернешь, и оно в руках окажется, корешки слабые. Толку, что дворянин…»
Хотя дядя прекрасно понимал, что он может только просить, последнее решение останется все равно за Еленой. И она приняла его. Сразу после… вещего сна. Во сне к ней явился покойный батюшка и сказал: «Ляля, выходи за Рёриха». И если первый раз дядя не очень поверил племяннице, мало ли что приснится, то когда сон повторился, он махнул на все рукой, сказав только: «Замуж не напасть, лишь бы замужем не пропасть».
Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. С момента знакомства до момента свадьбы прошло около двух лет. Впрочем, для влюбленных они пролетели, как несколько мгновений. Они обвенчались 28 октября 1901 года в церкви Академии художеств. А спустя 9,5 месяцев у Николая и Елены родился первенец — Юрий. А к двухлетию Юрия родители подарили ему брата — Святослава…
Для того чтобы рассказать о судьбе этой прекрасной пары, одной статьи не хватит. Можно лишь сказать, что они жили вместе и счастливо долгие 46 лет. Елена Ивановна пережила своего супруга почти на 8 лет и окончила свой земной путь 5 октября 1955 года.