Саша родился 3 января 1903 года (по новому стилю) в Саратове, и по большому счету его детство было очень тяжелым. Мама рано умерла, отец, военный врач Альфред Бек, немец по происхождению, женился на другой женщине. Но и тут не совсем повезло. Жизнь не сложилась, была невыносимо тяжелой, а накопившуюся злобу папаша вымещал на сыне. Причем были случаи, когда изувер избивал мальчика до потери пульса.
Долго это продолжаться не могло, и в 13 лет подросток просто сбежал из дома. Скитался по знакомым, поступил в ремесленное училище, которое с большим трудом окончил в самый разгар революции. Власть переходила из рук в руки, нужно было прибиваться к какому-то берегу, чтобы не доставалось на орехи и от белых, и от красных.
Бек выбрал рабоче-крестьянскую армию, куда ушел добровольцем в 16 лет и сражался до самого окончания Гражданской войны. В ходе боев был ранен, попал в госпиталь, а как только начал поправляться, писал аккуратным «немецким» почерком письма, которые диктовали ему тяжелораненые. Однажды его заметил один из фронтовых корреспондентов, был очарован красивыми буковками, выходившими из-под карандаша Бека, и предложил написать заметку.
Александр рискнул, проба пера показалась редактору убедительной, и он начал поощрять занятия изящной словесностью этого веселого, неунывающего парня. А когда война закончилась, редактор предложил Саше отправиться в Москву и поступить учиться на репортера.
Но оказавшись в столице, Бек изменил решение стать журналистом. Он поступил в Коммунистический университет имени Свердлова, или, как его называли, Свердловку. Это была первая в СССР высшая партшкола, и ее выпускники в будущем занимали высокие партийные посты, вплоть до наркомов. Многие, но только не Бек. Он всегда между учебой и возможностью раздобыть хоть немного еды выбирал последнее и по части выбивания харчей был изобретательным, не уступая своему тезке Саше Корейко. Во всяком случае, к нему «липли» все те, кто мечтал поесть на халяву.
Впрочем, иногда и Саше изменяли расчетливость и осторожность. Однажды с двумя товарищами они «раскрутили» такого же студента-изобретателя, который был обеспечен куда лучше. Но обман был раскрыт, и Бек, по привычке, удрал. В наказание его исключили из партии и заочно запретили приближаться к Москве на пушечный выстрел.
Он путешествовал по всей стране. Где на крыше товарного вагона, где пешком. Трудно назвать те регионы, в которых он не бывал, а закончилось все отнюдь не блюдечком с голубой каемочкой в Рио-де-Жанейро, а тем, что Сашу вдруг занесло в Эстонию — в те времена буржуазное государство, не входящее в состав СССР. Естественно, переход границы получился нелегальным.
И тут-то Бек «протрезвел». Перспектива провести лучшие годы за решеткой, да еще в чужом государстве, его как-то не радовала. Он попытался вновь перейти границу. И преуспел в этом. Правда, порадоваться этому обстоятельству не успел, поскольку свалился, заболев тифом, прямо в лесу, где его и подобрали пограничники.
По выздоровлении он вернулся в Москву, где устроился грузчиком на один из заводов. Но, не имея никакой жилплощади, часто ночевал где придется, голодал, мылся очень редко. И тогда он вспомнил о том, что когда-то писал. И накатал заметку не куда-нибудь, а сразу в «Правду», подписавшись «Рабе» (рабочий Бек). А потом была работа в газетах «История фабрик и заводов» и «Люди двух пятилеток» и в альманахе, основанном
Самая главная черта Бека — умение подтрунивать надо всем. Друзьям он говорил:
«Мне два раза в жизни крупно повезло. Когда я женился на Наташе (вторая жена) и когда меня исключили из партии. Свердловцы, мои сокурсники, почти все стали партийными деятелями, и немалыми. А многие ли из них мирно скончались в своих постелях?»
С началом Великой Отечественной войны Бек, которого в армию не взяли, пошел добровольцем в народное ополчение. И даже в ходе самых страшных боев никогда не терял присутствия духа, юморил, поднимал настроение однополчанам. И они, встречая Александра Альфредовича после войны, всегда говорили: «Здравствуй, бравый солдат Швейк!»
На этом, пожалуй, можно поставить точку. А всем читателям я могу порекомендовать снова перечитать А. Бека. Даже в очень тяжелом «Волоколамском шоссе» как ростки сквозь асфальт пробивается вера в то, что советского человека «ничто не может вышибить из седла»!
Когда-то, четверть века назад, меня заставляли читать писателя Бека. Да если бы я знал жизнь писателя, его биографию, нужно ли было бы меня заставлять?!