Ещё во времена моего детства во дворах стояло немало старых Москвичей и Побед, трофейных Опелей, БМВ, Ганомагов и Адлеров. Многие из них уже годами не двигались с места, на дверцах некоторых висели ржавые цепи с такими же ржавыми замками, соединяющие ручки их дверей, закрывающихся навстречу друг другу. Некоторые вставали на прикол после аварии, бывало, что у хозяина-старика не было уже сил чинить изношенный мотор. Бывает, что машина стоит в основном целёхонькая, разве что на спущенных шинах, но чаще — с отломанными зеркалами, выбитыми фарами и стёклами.
К сожалению, фотоаппарат у меня появился недавно, и я не смог зафиксировать для истории многие интересные образцы, находившиеся ещё совсем недавно в нашем районе. Победу, у которой не хватало левого переднего крыла и за лобовым стеклом которой стояла табличка, предупреждающая, что за машиной следят с балкона, убрали, когда рыли траншею под новый коллектор. Старую ЭМВ-340 из тех, что поставлялись из ГДР в счёт репараций, кто-то купил под реставрацию. Два совершенно одинаковых Мерседеса в 114-м кузове тоже куда-то делись. Редкий универсал с высокой крышей на базе той же 114-й серии (вероятно, бывшая медкарета) вообще пробыл в нашем квартале недолго. Краска на нём вся облупилась, в салоне лежал лист фанеры.
Понтиак Бонневилль 70-х годов цвета голубой металлик, с люком и белым кожаным салоном, простоявший лет 5 на спущенных шинах, в конце концов продали, сейчас я иногда встречаю его на Рублёвке. Не говоря уж о машинах, которые я видел в детстве (даже уговаривал отчима купить одну из них и отремонтировать). Сейчас я стараюсь делать это, но порой возникают неприятности — самим хозяевам до машин нет дела, но человек с фотоаппаратом привлекает внимание различной маргинальной публики, которая может прицепиться просто ради развлечения или чтобы показать, «кто в этом дворе хозяин». Мол, неча тут у нас ходить да фотографировать!
Московские власти недолюбливают старые машины за то, что они портят вид дворов. Так что даже когда у машины есть хозяин-коллекционер, всё равно под разными предлогами их вывозят на свалки. Так много раз делали с машинами известного коллекционера Алексея Стрелкова, правда, они часто действительно имели барахольный вид, но среди них были редкие образцы, кроме того, все они ждали реставрации, а во дворе стояли из-за отсутствия у владельца возможности разместить их в гараже — собственный многоместный гараж доступен у нас немногим. Сразу после смерти легендарного «Дяди Саши» — Александра Алексеевича Ломакова, которого я знал лично и бывал у него в гостях, все его гаражи были в самый короткий срок снесены, а машины, стоявшие во дворе, вывезены на свалку и пущены под пресс, так что его друзья даже не успели забрать их. Притом что коллекционеры всегда стараются ставить машины так, чтобы они никому не мешали. Коллекционеров часто обвиняют в том, что они способствуют терроризму — в стоящую во дворе машину легко заложить взрывное устройство.
Чем плохо то, что старые машины стоят во дворах? Конечно, жаль, что не находится желающих их отреставрировать, чтобы потом можно было полюбоваться на них во время выставок или ретро-парадов. Но гораздо большие проблемы заключаются в том, что брошенные машины создают антисанитарную обстановку в городе — ведь из их проржавевших до дыр трубопроводов вытекают на асфальт масло и прочие технические жидкости, в них устраивают гнёзда крысы, мыши и прочая мелкая живность. Также в старые машины залезают дети, которые могут пораниться об острые куски металла, торчащие на месте выкорчеванных органов управления, и о пружины, вылезающие из драных сидений. А если ребёнок решит кинуть спичку или петарду в бензобак, где ещё сохранились остатки бензина…
Особенности московской жизни привели к соприкосновению проблем четырёхколёсных бомжей и бомжей на двух ногах. Бездомные часто ночуют именно в брошенных машинах. Раз я хотел сфотографировать старую Волгу ГАЗ-М21 и не заметил, что на её просторных удобных диванах лежат два гражданина, которые начали выяснять отношения. Я убедил их, что интересуюсь старыми машинами, причём не просто, а как журналист, показал им снимок, чтобы они убедились, что их лиц на нём не видно, после чего они изъявили желание запечатлеться рядом со своим четырёхколёсным пристанищем. Затем я окончательно уладил отношения с дядьками, предложив им некоторую сумму денег на пиво, и мы немного побеседовали. Они рассказали, что вообще-то не живут в машине, но часто отдыхают в ней, поскольку зарабатывают, помогая в ближайшем пункте приёма вторсырья, к тому же у них сложные отношения с родными, и они стараются меньше находится дома. Сам хозяин машины знает, что они подолгу пребывают в её салоне, но не имеет чего-либо против этого. Он вроде бы армянин, интеллигент, знавший лучшие времена, любит порой выпить и не смотрит на уличную публику свысока.
Люди, находящие приют в машинах-дворнягах, дорожат этим, образцы автомобильных раритетов даже особенно ценятся среди них. Они стараются не ломать их и даже прогоняют от них вандалов. Правда, снимать детали для реставрации тоже не дают. К тому же некоторые из них знают о наших российских коллекционерах и проявляют интерес к автомобильной истории. Тот из обитателей салона красной Волги, что помоложе, сообщил мне, что на его «учёте» числится ещё одна старая Волга и два Москвича на соседней улице. Мы договорились, что я не буду обнародовать их имена и фамилии, а также местонахождение машин, поэтому скажу только, что все они находятся в радиусе 2−3 кварталов вокруг моего дома, одна стоит за магазином, в который я изредка заходил, когда учился в школе.