Получается этот самый delicatesse francaise примерно следующим образом: молодую птицу, достигшую своих естественных размеров, обычно гуся или утку, обездвиживают — совсем недавно лапы птицы попросту прибивались к деревянному полу гвоздями с широкой шляпкой, теперь птицу просто сажают в узкие клетки, в которых она не может сделать ни шагу, и от трех до пяти раз в день нашпиговывают по горло кукурузой или другим зерном через специальный зонд, который вводится в гортань птицы. Процедура кормежки называется «гаваж», или попросту «предубойный откорм». Количество зерна в три-десять раз превышает норму, которую птица съедает без «помощи» зонда и «заботливых» человеческих рук. Не имея возможности двигаться и получая до десяти раз больше питания, чем необходимо, печень птицы начинает быстро разрастаться, увеличиваясь в размере и приобретая неповторимые вкусовые качества, которые так ценятся любителями фуа-гра.
Методы получения «жирной печени» разнятся — от птицефермы к птицеферме, от страны к стране. Например, в Венгрии, где производство фуа-гра и паштетов из гусиной печени является почти национальной идеей, как в других странах туризм или производство автомобилей, методы получения самого нежного и вкусного печеночного delicatesse доведены до искусства. Искусства птичьей пытки. Уток и гусей обездвиживают путем подвешивания их на специальном птичьем «распятии» — подвеске, предварительно лишив их оперения, а также, для каких-то определенных целей, иссекая печень наживую. По всей видимости, венгры, как и китайцы, полагают, что чем больше животное мучается перед смертью, тем оно вкуснее после нее.
Помню фотографии, сделанные тайком на одной из многочисленных венгерских птицеферм, где производят печеночный паштет: совершенно лишенная своего естественного оперения птица, с поломанным крылом и обезумевшими глазами, подвешенная на такое «распятие» и вываливающаяся из надрезанного бока гипертрофированная, циррозная печень, которую позже превратят в удивительный по своему вкусу печеночный паштет, чей вкус нам знаком с детства. Помните, небольшая голубенькая баночка с профилем гуся на крышке? Ам-ням-ням, пальчики оближешь.
В конце прошлого века в связи с бесчеловечными методами производства печеночных паштетов по всей Европе прокатился ряд скандалов. Дело в том, что ловкие дельцы от паштетов уверяли, что производство циррозной печени совершенно безобидное и милое дело. А уткам и гусям так и вовсе доставляет удовольствие. А сопротивляется глупая птица так и вовсе из своего птичьего кокетства и такой же птичьей глупости.
Но после того как были обнаружены реальные факты производства деликатеса, в ряде стран был введен мораторий на производство или на потребление этих паштетов. Таким образом, производство печеночного паштета запрещено в Аргентине, Великобритании, Дании, Финляндии, Германии, Люксембурге, Израиле, Норвегии, Польше, Швеции, Швейцарии и Чехии. В США продажа печеночного паштета была запрещена в г. Чикаго в 2007 г., а в Калифорнии был принят закон, запрещающий продажу и производство печеночного паштета поэтапно к 2012 г. Многие рестораны во всем мире отказались от печеночного паштета. Например, сеть отелей «Хилтон» объявила мораторий на фуа-гра.
Защитные организации, в том числе крупнейшие, такие, как PETA и HSUS, предлагают отказаться от производства этой продукции во всем мире, как входящего в противоречие с мировой практикой введения законов о недопустимости чрезмерной и не являющейся необходимой жестокости по отношению к животным.
Известный учёный, Нобелевский лауреат, один из основателей науки о поведении животных Конрад Лоренц назвал производство фуа-гра «позором для всей Европы». Ряд известных людей выступает за отказ от производства фуа-гра. Например, актер Роджер Мур снялся в социальной рекламе, призывающей отказаться от потребления фуа-гра.
Как правило, любители фуа-гра и печеночного паштета в своем большинстве и не подозревают о способах их получения. А если и знают, что они едят, то особо над этим не задумываются, дабы не испортить себе аппетит. Среди аргументов защитников фуа-гра и печеночного паштета, а следовательно, и птичьих пыток, звучит такой невнятный детский лепет, как «Животные созданы для того, чтобы мы их ели» или «У животных нет души, они не чувствуют боли». Души, возможно, у животных и нет. Я, кстати, сомневаюсь, что она есть у некоторых людей, если судить по тому, как они обращаются с животными и друг с другом. Но то, что большинство из них являются животными с высокоразвитой нервной системой и чувствуют боль ничуть не меньше нас, людей, обсуждению не подлежит.
Нет никакого сомнения, что большинство из нас не может обходиться без мяса, шкур и других продуктов, получаемых от животных. Однако дело в том, что если нам и дана власть над братьями нашими меньшими, если даны они нам в помощники, пищу и в качестве одежды, то это вовсе не означает, что власть наша абсолютная и безграничная, и нам позволено делать все, что только заблагорассудится.
Защитникам любых способов безжалостного отношения к животным ради получения кулинарных и других удовольствий, с готовностью бросающих в лицо «А сам-то животными пользуешься!», хочется сказать: в данном случае, между птицей, выросшей на деревенском дворе, видевшей солнечный свет, свободной в движении, познавшей все радости животной жизни и напоследок отдавшей свою жизнь, чтобы продлить нашу, и птицей, распятой на птичьей подвеске, насильно перекармливаемой, с вываливающейся циррозной печенью из надрезанного бока, никогда не видевшей солнца и находящейся в перманентном стрессе, есть огромная разница. Как была она между нашими предками, убивающими на охоте оленя или утку, и животными, выращиваемыми нынче в жестоких условиях ради получения мяса и прибыли.
Я лично не призываю всех сделаться поголовно вегетарианцами. Я лишь призываю информировать себя и делать осознанный выбор, достойный homo sapiens, а не только homo consumeris и homo barbaris (человека потребляющего и человека-варвара): что есть, как обращаться с животными, как причинять им меньше страдания.
Во всяком случае, я лично, в прошлом большой любитель печеночного паштета, уже два года его не ем. И, думаю, никогда не буду. Потому что, как только меня обуревает желание съесть кусочек нежного гусиного деликатеса, я тут же вижу другую картину: открытый гусиный клюв, торчащий зонд из него и обезумевшие, вываливающиеся из орбит глаза с немым вопросом-криком: «Человек, что же ты делаешь?!».