Эта зажигательная песенка лилась в 1920−30-х годах из рупоров множества граммофонов и патефонов. Ее текст существовал в стольких вариациях, что от оригинала обычно оставалось только слово «таракан», как, собственно, и переводится испанское «Кукарача». Трудно поверить, что эта веселая мелодия родилась в кровавые годы Мексиканской революции 1910−19 гг. в отрядах крестьянской армии под предводительством Франческо «Панчо» Вильи — этакого мексиканского батьки Махно. Вилья воевал против правительственных войск президента Викториано Каррансы. Именно сторонников Каррансы и прозвали «таракашками» за их длинные усы, и оригинальный вариант «Кукарачи» имеет откровенно издевательский тон. Вот буквальный перевод этой песенки
«Тараканчик, Тараканчик
Уже не может идти,
Потому что у него нет, потому что не хватает
Марихуаны покурить.
Отступили Каррансисты,
Отступили в Пероте,
И не могут больше идти,
Запутавшись в своих усах.
А из бороды Каррансы
Я сделаю повязку,
Чтобы завязать ее на сомбреро
Сеньора Франсеско Вилья".
Таракан-деспот
«Вдруг из подворотни
Страшный великан,
Рыжий и усатый
Та-ра-кан!
Таракан, Таракан, Тараканище!».
(К. Чуковский)
В начале ХХ века таракан уже так достал народонаселение, что его стали воспринимать как маленького неистребимого деспота, перед которым бессилен даже двуногий «венец природы». Законченное воплощение этот образ нашел в известной стихотворной сказке Корнея Чуковского, где с помощью преувеличительного суффикса насекомое превращается в настоящее чудовище — Тараканище — наглое, ненасытное, требующее от остальных животных приносить ему в жертву своих детенышей.
Замечательно, что детский поэт не стал превращать таракана в гигантского монстра фильмов ужасов. Тараканище имеет вполне реалистические размеры, его власть держится только на тотальном страхе, на запугивании, перед которым пасуют слоны и волки, быки и носороги. В общем, еще одна иллюстрация к поговорке «У страха глаза велики». Не поддавшийся тараканьей пропаганде воробей убивает деспота простым клевком в лоб.
В среде любителей вычитывать из текста контексты до сих пор кочует утверждение, что Чуковский в завуалированной форме вывел в образе усатого диктатора сами-знаете-кого. Глупость подобного утверждения просто лежит на поверхности. Во-первых, сказка была написана в 1923 году, когда борьба за место умирающего Ленина только начиналась, и позиции усатого Сталина были ничуть не крепче позиций таких же усатых Троцкого и Каменева, и совсем безусого Зиновьева. Во-вторых, и при власти Сталина «Тараканище» издавалось свободно и немалыми тиражами. Ну, и в-третьих, Чуковский всегда был крайне осторожен для столь разительной критики властей, а власти к подобной критике — крайне чутки.
Вот Мандельштам в своем стихотворении «Мы живем, под собою не чуя страны…» образ вождя народов вывел весьма узнаваемо: «Тараканьи смеются усища, / И сияют его голенища…». И когда власть про это узнала, реакция последовала незамедлительно.
Таракан-жертва
На таракана можно смотреть не только как на деспота, но и как на безмолвную жертву. Самого трагичного таракана вывел в одноименном стихотворении соратник литературной группы ОБЭРИУ Николай Олейников. Эпиграф этого стихотворения «Таракан попал в стакан» отсылает нас к Достоевскому, а точнее, к герою его романа «Бесы» — пошляку-стихоплету капитану Лебядкину.
Ф. Достоевский «Бесы»:
«- …Вы вот спрашиваете, сударыня: «почему?» Ответ на дне этой басни, огненными литерами!..
…Жил на свете таракан,
Таракан от детства,
И потом попал в стакан
Полный мухоедства…
— Господи, что такое? — воскликнула Варвара Петровна.
— То есть когда летом, — заторопился капитан, ужасно махая руками, с раздражительным нетерпением автора, которому мешают читать, — когда летом в стакан налезут мухи, то происходит мухоедство, всякий дурак поймет, не перебивайте, не перебивайте, вы увидите, вы увидите… (он всё махал руками).
Место занял таракан,
Мухи возроптали,
Полон очень наш стакан,
К Юпитеру закричали.
Но пока у них шел крик,
Подошел Никифор,
Бла-го-роднейший старик…
Тут у меня еще не докончено, но всё равно, словами! — трещал капитан, — Никифор берет стакан и, несмотря на крик, выплескивает в лохань всю комедию, и мух и таракана, что давно надо было сделать. Но заметьте, заметьте, сударыня, таракан не ропщет! Вот ответ на ваш вопрос: «почему?» — вскричал он, торжествуя: — «Та-ра-кан не ропщет!» — Что же касается до Никифора, то он изображает природу…"
Кстати, истоки истории о таракане в стакане литературоведы нашли в еще более раннем произведении — стихотворении И. Мятлева:
«Таракан
Как в стакан
Попадет —
Пропадет;
На стекло,
Тяжело,
Не всползет.
Так и я…»
Не ропщущей бессильной подопытной жертвой выглядит таракан и в стихотворении Олейникова, написанном в 1934 году. Это классический образец художественной эстетики ОБЭРИУтов, где легкомысленность, ирония и пародийность странным образом переплетена с глубинной серьезностью темы, с ощущением экзистенциального ужаса и бессмысленности бытия. Вот таким мрачным стебом пронизано и стихотворение «Таракан». И если у Лебядкина таракана уничтожает безжалостная и безразличная Природа, то у Олейникова насекомое — это жертва хладнокровного научного эксперимента. «Души нет» — утверждает наука, и поэтому гибель таракана особенно жестока и бессмысленна.
Отрывки:
«Таракан сидит в стакане,
Ножку рыжую сосет.
Он попался. Он в капкане.
И теперь он казни ждет.
Он печальными глазами
На диван бросает взгляд,
Где с ножами, с топорами
Вивисекторы сидят…
…Таракан к стеклу прижался
И глядит едва дыша…
Он бы смерти не боялся,
Если б знал, что есть душа.
Но наука доказала,
Что душа не существует,
Что печенка, кости, сало —
Вот что душу образует.
Есть всего лишь сочлененья,
А потом соединенья.
Против выводов науки
Невозможно устоять.
Таракан, сжимая руки,
Приготовился страдать…"
Крайне маловероятно, что Олейников был знаком с творчеством Франца Кафки — произведения австрийского писателя в СССР в то время были практически неизвестны. И тем не менее образы и настроение повести Кафки «Превращение» (1916) по мнению многих литературоведов удивительно созвучны стихотворению Олейникова.
В «Превращении» с бессмысленной и жестокой случайности всё и начинается. Однажды утром «маленький австрийский человек» коммивояжер Грегор просыпается в образе… уродливого насекомого. Исследователи творчества Кафки утверждают, что этим насекомым был именно таракан. Весь ужас заключается в том, что автор описывает эту фантастическую ситуацию довольно будничным бытовым языком. Да и Георга больше всего заботит не само превращение, а то, что он старается совладать со своим новым телом, чтобы выйти… на работу, ведь она — главный источник доходов его бедной семьи.
Ф. Кафка «Превращение»:
«Сбросить одеяло оказалось просто; достаточно было немного надуть живот, и оно упало само. Но дальше дело шло хуже, главным образом потому, что он был так широк.
Ему нужны были руки, чтобы подняться; а вместо этого у него было множество ножек, которые не переставали беспорядочно двигаться и с которыми он к тому же никак не мог совладать. Если он хотел какую-либо ножку согнуть, она первым делом вытягивалась; а если ему наконец удавалось выполнить этой ногой то, что он задумал, то другие тем временем, словно вырвавшись на волю, приходили в самое мучительное волнение. «Только не задерживаться понапрасну в постели», — сказал себе Грегор".
Но все, с чем сталкивается герой — это ужас, непонимание и растущее отвращение к нему. Искалеченный своим отцом и брошенный своими родными, он безмолвно умирает, так и не поняв, что же случилось. Его труп, подобно трупу олейниковского таракана, брезгливо выбрасывают в мусорник…
И тем не менее у читателя эти тараканы вызывают жалость. Оказывается, и тараканов можно жалеть…