А синичка висит перед ним по другую сторону стекла, крылышками помахивает, глазками посверкивает. Потом сядет сбоку на стену и дразнит, а кот лает уже хрипло, по мордочке — судороги. И — новая попытка пробить стекло. Синица поиздевается над ним и улетает. А у перса просыпается зверский аппетит: ведь он почувствовал себя хищником, Королём-Львом, и уговаривать кушать его больше не приходится.
Другая наша кошка на даче ловила крохотных лесных птичек, аккуратно душила и несла в дом. Я, возвращаясь вечером из города, с содроганием входила в свою комнату. Потому что птичек можно было обнаружить везде — в каждом тапке лежало по птичке, в рабочем кресле, под кроватью, в шкафу. К счастью, ни один жалкий, холодный трупик ей так и не удалось засунуть ко мне под одеяло, но на подушку иногда подкладывала. Сначала я ругалась, потом поняла — она меня любит и хочет, чтобы я была сыта. Я привожу ей из города мясо и рыбу, а она приносит мне свою добычу.
Но не только кошки охотятся на птиц. Птицы с ещё большим удовольствием охотятся на кошек. Когда наш перс был маленький, он скакал в траве, как зайчик. Подпрыгнет вверх и — спрячется, подпрыгнет — и спрячется. Он на котёнка никак не походил, и все местные вороны слетались с округи, рассаживались по крышам и деревьям, и молча смотрели на розовое чудо. Нервы у меня не выдерживали, я хватала зайчика и уносила в дом. Нельзя долго дразнить ворон видом подпрыгивающей закуски.
Я стала осторожной после того, как один мой кот чуть не стал вороньим обедом. Он был не особо ловким и умным, но была у него одна слабость: любил вылезать на карниз и разглядывать в небе стрижей. А жили мы под самым небом — очень высоко. Чуть ниже была только крыша соседнего дома.
Однажды я вошла на кухню и увидела: кот стоит на самом краю пропасти, а голову загнул так, что вот-вот вывернет себе шею. Я быстро и бесшумно подошла, одним движением схватила его и только успела втянуть внутрь сантиметров на тридцать, как сверху на нас упало что-то. Это что-то чёрными крыльями заслонило небо. Ворона!
Вблизи, с раскинутыми крыльями ворона выглядела внушительно. Птичка, прямо сказать, не маленькая. Эта ворона не ожидала увидеть
Десять секунд в тридцати сантиметрах друг от друга. И глаза в глаза. Её когти и клюв были рядом, напротив нас, она собиралась и могла ударить, но я — рычала. От изумления, наверно, ворона потеряла равновесие и камнем пошла вниз. С тех пор она прилетала на крышу под нашим окном почти каждый день. И так в течение шести лет — весной, летом, осенью и зимой! Причём три сезона — с выводками.
Кот ей был не нужен. Она прилетала ко мне. У нас сложился ритуал: я показывала ей кулак, она говорила
Вороны воронами, а воробей — тоже псиса хищная. Та наша кошка, которая на даче промышляла птичками, дома на том же подоконнике продолжала своё чёрное дело. Как ей удавалось на такой высоте, не взлетая в воздух, ловить воробьёв, для нас до сих пор загадка. Но жертвы были.
Однажды, пока мы спали, она поймала желторотого птенца и решила с ним поиграть на полу кухни. Птенец разорался, и на крики в нашу не маленькую кухню влетело штук двадцать, не меньше, хищных воробьёв. Завязался бой. Когда подоспели мы, бой продолжился с новой силой. Хичкок отдыхал.
Кричали все: птенец, кошка, мы и воробьи. От пуха и перьев ничего не было видно. Мы махали полотенцами, как ветряные мельницы. Кошка билась насмерть. Они били её — тоже насмерть. Когда нам удалось подавить атаку и выбить врага из кухни, вокруг было… ужас, что было. Птенец оказался жив и неповреждён: я осторожно посадила его на карниз, и он сумел взлететь. А вот моя бесстрашная, свирепая от природы кошка неделю ползала по квартире на брюхе. Воробьёв я бы зауважала, кабы не одно но. Отмывая кухню, я ругалась последними словами, а присказкой было: «Когда, гады, дерётесь, — не гадьте! Делайте всё по очереди!»
Хорошо быть кошкою, хорошо быть птицею… Но человеком мне нравится больше: ни кошка, ни птица не сможет меня поймать.